Прибыв на следующее утро на работу — в синем джемпере и джинсах, — я обнаружил на площади всего лишь трех протестующих, причем двое были явно смущены присутствием третьего, панка с огненно-рыжим ирокезом, уже пьяного и державшегося за ограждения так, будто стоял на палубе ныряющего в бездну корабля. Два других бунтаря — темноволосый парнишка и девушка с дредами — надели армейские куртки и изо всех сил старались согреться. Я посмотрел на них с презрительным высокомерием, но потом, проанализировав это чувство, понял, что завидую их неспособности интегрироваться в мир тяжкого труда и коммерции. Я завидовал их безусловной преданности делу и представлял, как они, возвратившись вечером домой, ужинают супом с чечевицей, пьют дешевое вино, ведут задушевные разговоры и выделяют час для энергичного, скучного секса.
В десять генеральный созвал нас на совещание для согласования графика перерывов на ланч и порядка ухода в конце рабочего дня. Когда он вошел в комнату, кто-то, не сдержавшись, фыркнул и тут же умолк. На генеральном были серые брюки с острыми стрелками, начищенные до блеска черные туфли и футболка с портретом Боба Марли и словами «Rastaman Vibration», написанными чередующимися красными, зелеными и золотистыми буквами. Изображенный в профиль Марли курил длинный косяк, под кончиком которого проступал сосок генерального. Футболка была совершенно новая, и краска отшелушилась в тех местах, где домработница провела горячим утюгом. Генеральный тряхнул седыми волосами и сложил перед собой ладони. Я отвел глаза, с ужасом понимая, что не сдержусь.
— Ну, — бодро объявил он, — похоже, мы, банкиры, встаем раньше, чем хиппи.
Комната взорвалась смехом. Я схватил Баритона за плечо, чтобы не свалиться со стула. Генеральный немного опешил, потом улыбнулся, решив, что шутка удалась. Остаток дня я работал, не смея поднять головы, чтобы не расхохотаться, если увижу вдруг шефа.
Мне поручили заниматься некоторыми компаниями из тех, что прежде вел Бородач, и теперь я час за часом просиживал за столом, стараясь разобраться в пометках, оставленных покойником на полях ежегодных отчетов и желтых страницах толстенных блокнотов. Рынки все еще стремились вверх; аналитики инвестиционных банков не щадили никого, обрушивая на компании шквалы безудержного оптимизма, и графики, которые мы распечатывали для портфельных менеджеров, представляли собой круто уходящие вверх склоны. Было ясно, почему они считали, что обойдутся без нас: каждое принятое ими решение оказалось верным, потому что принять неверное невозможно в мире самоусиливающих механизмов капитала, падающих процентных ставок и рвущихся вслед за западными экономиками Китая и Индии. Я понимал, что мое мнение не имеет никакого значения, а потому предпочитал разделять оптимизм портфельных менеджеров и вместе с ними отмечать каждый очередной финансовый успех.
Рекорд установил Бхавин Шарма, заработавший для компании за неделю двадцать миллионов. Он заказал для всех розового шампанского, и мы стояли с бокалами, глядя, как нежные серебристые пузырьки поднимаются через розовое вино, пока Бхавин вдруг не сорвался и не выбежал из офиса. Мы подошли к окнам и еще с минуту смотрели, как Бхавин с ревом носится по Беркли-стрит на только что доставленном «мазерати». В этом было что-то вульгарное, что-то неприличное.
На утренних летучках Кофейные Зубки постоянно выступала с пространными и сбивчивыми заявлениями о цикличном движении рынков. О том, что цены на бонды неустойчивы. Что капитал не неистощим. Что потребление в Соединенных Штатах не резиновое. Пророчества ее не были лишены здравого смысла, но потом я смотрел в ее хмурое лицо старой девы, на воспаленные пятна экземы на костяшках пальцев, на прыщики между бровями… Откровенно, вопиюще негламурной, ей определенно не было места в изощренном, искушенном мире дизайнерской одежды, мощных автомобилей и вечеринок с пикантным привкусом кокаина и «Кристаля». Я, правда, и сам не жил в этом мире, но стремился попасть туда и потому много и упорно работал. Продираясь через каракули Бородача, я дошел до того, что уже видел во сне какие-то числа, балансовые ведомости, бюллетени по движению наличности. Я проводил в офисе выходные, составлял отчеты по «Форду», «Дженерал моторс» и «Крайслеру», шел на ланч в пиццерию на Оксфорд-стрит, где читал за столиком Пинчона, потом возвращался в офис.