— Коли так — твое счастье! А теперь защищайся!
— Зачем?
— Как зачем? — опешил Касерен. — Ты что, не понял? Мы пришли за ним.
— Тогда не теряйте времени, забирайте.
— К-как? Ты не будешь защищаться?
— Не буду, — подтвердил я и добавил. — Если нападать не станете.
— Да ты просто струсил! — скривил губы Касерен.
— Струсил, — послушно согласился я.
— Поня-ятно… — презрительно протянул он. — Тогда ещё вот что: мне очень не понравилось, как ты со мной обошёлся в трактире. Поэтому получай! — с этими словами он попытался огреть меня своим приспособлением. Зря он это сделал. Спустя мгновение Касерен сидел на полу с распухающим на глазах носом и, осоловело глядя на вращающиеся вокруг меня в пропеллерном темпе нунчаки, тупо соображал: как так могло случиться, что его собственное оружие его же и ударило.
— Ещё желающие есть? — поинтересовался я. Таковых не оказалось. Штурмующие опустили своё дрекольё и растерянно топтались, не зная, что делать дальше.
— Значит так, — распорядился я, — забирайте всех троих и ведите к господину Есуче. Всё понятно?
Те торопливо закивали. Асий подошёл ко мне и, положив руку на плечо, тихо сказал:
— Всё правильно, друг мой. Так будет лучше для всех нас. Отныне я бы стал для тебя обузой. Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти. Прощай. Да ведут тебя Оба и твое Предназначение.
И он, не оборачиваясь, пошёл к выходу. Остальные наскоро одели бывшего Четыреста Двадцать Первого, подхватили его на руки и, поддерживая шатающегося Касерена, покинули тюрьму.
В наступившей тишине узилища послышался тихий шорох. Быстро обернувшись, я увидел, что пришедший в себя Тринез пытается на четвереньках пробраться к выходу. На его голове справа, почти симметрично первой, вздувалась ещё одна шишка.
— А ты куда, козлик? А ну, обратно! — прикрикнул я на него. Тринез с юркостью таракана шмыгнул обратно в камеру. Закрывая его на висячий замок, я не без злорадства приговаривал:
— Наука тебе будет: назавтра война, после, как водится, три дня празднования чьей-нибудь победы, а на пятый день о тебе, глядишь, и вспомнят, на довольствие поставят, тухлую воду да гнилые лепёшки принесут. То-то обрадуешься снеди!
Чтобы усугубить страдания этой подленькой душонки, я решил оставить ключ от камеры в зоне досягаемости, но… Длинный стержень ключа очень красиво намотался вокруг одного из прутьев решетки. Сможет размотать обратно — его счастье!
Заперев доносчика, я вышел на улицу и присел на крыльцо тюрьмы. Светало. За всеми этими приключениями ночь пролетела незаметно. В тишине городских улиц до моего слуха донеслось цоканье копыт по булыжнику. Звук в предутренние часы слышен далеко, а потому всадник выехал из-за угла только минут через пять. Уже издали по неясному силуэту я узнал Красного Лучника. Он направился прямиком ко мне и, остановив рика в нескольких шагах от крыльца, произнёс:
— Знаешь ли ты меня?
— Пусть Оба даруют тебе долгие дни, Красный Лучник! Кто ж не знает тебя в славном городе Суродиле! — ответил я. Если его и задел мой ненавязчивый урок вежливости, внешне он этого никак не выдал.
— Хотел бы и я пожелать тебе долгих дней, — продолжил он, — но, боюсь, этого не случится, если не отпустишь старика и убогого, которых привёл сюда вечером.
— Кто они тебе? — спросил я.
— Не важно. Это хорошие люди, и я хочу, чтобы ты их освободил!
— Не могу, и не проси!
— Я не прошу, я приказываю, — вслед за этими словами Красный Лучник выхватил из седельных сумок лук и стрелу, натянул тетиву и нацелился мне в грудь. Сделал это он настолько сноровисто, что все действия показались одним движением.
— Это невозможно… — я нарочито игнорировал наставленное на меня оружие.
Басовито пропела тетива, и знакомая красная змейка устремилась к моему сердцу с неуёмной жаждой крови. Я увидел, как она успела повернуться пару раз, сверкнув яркой киноварью в первом луче показавшегося над крышами солнца, и перехватил стрелу сантиметрах в десяти от своей груди. Несколько мгновений стрела, зажатая в кулаке, ещё вибрировала, потом успокоилась. Я беззаботно почесал ею затылок и продолжил:
— …потому что их там нет.
— Лжёшь… — сказал он неуверенно, ошарашено глядя на стрелу в моих руках.
— Проверь! — предложил я ему, указав стрелой, как указкой, на дверь тюрьмы. Он спрыгнул с рика, шлёпнул его ладонью по шее и, сказав ему «Посторожи-ка, Огонь, этого… ловкача!», прошёл внутрь. Рик, наставив на меня свои грозные рога, стал молча и медленно приближаться. Я спокойно посмотрел ему в глаза, и тут произошло то, что очень трудно описать словами, имеющимся в нашем лексиконе. Каким-то доселе неизвестным способом я ПОЧУВСТВОВАЛ животное, а после этого ОТКРЫЛСЯ ему.