— Эх, мужика бы!
Но Мишаня, которому предназначались эти слова, отсутствовал, выполняя очередное боевое задание… Давно? Да как раз уже две недели, в который раз подсчитала Катерина. Впрочем, организм, привыкший к периодичности гормональных поступлений, и без всяких подсчетов указывал, что любимому пора бы уже появиться. Девушка вздохнула, поднялась и направилась к плите. Большущая электроплита, занимавшая центр помещения, была неисправна, разогревалась очень долго, поэтому включать ее следовало как минимум за час до обеда. Поставив на черный круг одной из конфорок большущую кастрюлю с супом, Катя опять уставилась в окно.
В этот момент сзади скрипнула дверь. Катерина, охваченная сладким предчувствием, оглянулась. На пороге стоял он, сердечный друг. Черная кожаная куртка ладно облегала крепкую коренастую фигуру. Черные же тесноватые джинсы уже бугрились впереди.
— Мишаня! — вскрикнула Катя и бросилась к парню.
Мишаня без лишних слов дернул задвижку, запиравшую дверь изнутри, и тут же стиснул подругу. Пышная грудь выкатилась из глубокого разреза халатика.
Мишаня ухватил нежную плоть зубами, принялся трепать и рвать ее, словно Щенок, нашедший наконец любимую игрушку. Катерина заливалась счастливым смехом.
— Мишаня, пусти, больно же! — как бы отбивалась она.
Парень сопел, еще сильнее прижимая к себе полное тело. Его рука нырнула под полу халатика.
— Бархатная моя! Соскучился я, Катюха! — прохрипел Миша в ушко подруги.
— А я-то как! Я-то как! Сейчас как раз о тебе думала, а ты и вот! И пришел, сладкий мой!
Рука Мишани продиралась сквозь крепко сбитые ляжки вверх, добралась до увлажнившихся трусиков.
— А-а-а, — застонала Катерина и принялась расстегивать джинсы, которые, казалось, вот-вот лопнут от выпиравшего Мишаниного желания.
Слившись в поцелуе, они раздевали друг друга. Впрочем, для того чтобы раздеть Катерину, потребовалось две-три секунды. Расстегнутый халат едва держался на покатых плечах. Щелкнул, словно отлетевшая ступень ракетоносителя, кружевной лифчик, окончательно выпустив на волю тяжелую грудь.
— Хочу, хочу, хочу, — приговаривал Мишаня, передвигаясь вместе с девушкой к широкой плите и сжимая рукой шелковистую упругость с напрягшимся соском. Застрявшие на коленях джинсы делали путь мучительно долгим. Рука Катерины сжимала тугой член, свободная рука Мишани рылась в нежнейших складках, купаясь в пахучей сырости.
— Марьсергевна в кабинете, за стенкой, — сообщила другу Катя, отрывисто и часто дыша.
— Плевать, — плюнул на заведующую детским садом Мишаня.
Парочка достигла наконец плацдарма. Халат был брошен на поверхность плиты. Мишаня опрокинул Катерину на эту импровизированную простыню. Упали на пол белые трусики. Кожаная куртка шмякнулась на приоткрытую крышку суповой кастрюли.
Внушительных размеров Мишанин член погрузился в ярко-розовое лоно.
— Только не спеши, — попросила Катя.
— Ага, — сопя, отозвался Мишаня, кладя себе на плечи ноги подруги и наблюдая, как при каждом его движении сотрясаются ее ляжки. Как поверхность остывающего холодца, который часто готовила Мишанина мама.
— Ох, сладко, еще, Мишанечка, хороший мой…Ты на две недели вернулся?
— Ага-а.
Мишаня яростно вбивал себя в женскую плоть, упираясь в нечто горячее и упругое. При каждом его погружении Катерина тихонько повизгивала:
— Ой, мамочки! Ой, как сладко! Вечером придешь ко мне? Ой, сейчас умру!
Ой, Мишаня! Ой, еще, миленький!
Мишаня сосредоточенно делал свое дело, поворачивая для полноты ощущений ноги подруги как рулевое колесо. Ритм нарастал. Ноги Катерины сползли вниз.
Мишаня навалился на девушку, стискивая груди, впечатывая подругу в поверхность плиты. Катя вдруг отчего-то выкатила на Мишаню и без того выпуклые глаза, завертелась под ним и заверещала:
— Ой, горячо, Мишаня! Горячо как! Пусти, слышь!
— Ara, — отозвался парень, не думая останавливаться. — О, хорошо! Еще задом поддай, Катюха! Сейчас кончу, — деловито сообщил он подруге. — А ты как?
— Пусти, горячо!!! — не на шутку разоралась повариха.
Дверь кухни дернулась.
— Екатерина, ты что там? — послышался голос Марии Сергеевны.
— Я? Я ничего… — едва ответила девушка, умоляюще глядя на застывшего над нею Мишаню, сосредоточенно переживавшего оргазм.
— У тебя там горит что-то?
— Это… это я халат случайно подпалила.
Катерина высвободилась, вскочила как ошпаренная с плиты. Вернее — как поджаренная. Ибо плита наконец раскочегарилась. Тлел край ее халатика. Алела круглым пятном Катина спина.
— Открой, Катерина! — грозно прокричала из-за двери Мария Сергеевна.
— Я сейчас, Марьсергевна. Я переодеваюсь. Подождите минутку.
Катя стремительно натягивала одежды, постанывая теперь уже от боли.
Мишаня рванул с кастрюли свою кожанку. Приоткрытая крышка звонко громыхнула своеобразным гонгом.
— Глядите, глядите, Светлана Николаевна! — дернул воспитательницу кто-то из детей. — Это вор, да?
На глазах у изумленной публики через открытое окно пищеблока выпрыгнул молодой мужчина в черной кожаной куртке. Воспитательницы набрали воздуха, чтобы огласить окрестности криком, но тут в окне возникла растрепанная повариха.
Катерина застегивала халат и умоляющими жестами призывала коллег по работе к молчанию.
— Да это Мишка, что ли, был? — определила одна из воспитательниц, глядя вслед исчезнувшему за оградой садика парню.
— Ну да! Его куртка. И стрижка ежиком.
— Чего это он там делал?
— Угадай с трех раз, — хмыкнула другая.
— Ну Катюха дает!
Катя, словно услышав эти слова, смущенно пожала плечиками. Лицо ее тут же исказила гримаса боли. С этой гримасой она и исчезла в глубине кухни.
Персонал детского сада обедал. Катерина стояла у огромной суповой кастрюли, размахивая поварешкой и делясь с подругами пережитым. Рассказ ее то и дело прерывался взрывами смеха.
— Я лежу, чувствую, еще секунда — загорюсь. А он, проклятый, прижал меня, что лев свою львицу, и не выпускает. Я кричу, горячо, мол. А он — мне тоже горячо! Поддай еще задом, говорит.
Небольшая комнатка первого этажа, служившая для персонала столовой и комнатой отдыха, опять потонула во взрыве хохота. В стену постучал сердитый кулачок Марии Сергеевны.
— Тише, а то сейчас придет, разорется… — шикнула Светлана Николаевна, хорошенькая воспитательница средней группы.
— А она, — Катерина повела глазами в сторону стены, — услышала мои визги и давай в дверь кулаком молотить. Открывай, дескать. Мы с Мишаней за одежки хватаемся, путаемся. Я едва в его трусы не влезла. Мне и больно и смешно…
— А он грозит тебе в окно, — тут же добавила одна из воспитательниц.
Коллектив детского сада, за исключением пожилой заведующей, состоял из точно таких же молодых, как и Катя, женщин, что, собственно, и делало возможным ее откровения.
Дети были накормлены обедом и лежали в постелях. Тихий час — краткое время отдыха персонала.
— Ой, не могу, просто тяжелое порно! — прокомментировала всю эту историю музыкальный работник Дина.
— Катюха, налей мне еще супчику, — попросила хорошенькая Светлана. — Я фасолевый суп просто обожаю.
— А дети не едят, — вставил кто-то.
— А какой они едят? Они вообще супы не едят. Поковыряются ложкой и отставят. Вечно полные тарелки выливаю, — проворчала Катерина, наливая Свете поварешку с самого дна кастрюли.
— Ну, куриный еще кое-как едят.
— Что же, каждый день куриный варить? Прыщами пойдут, — отозвалась Катя.
— Ну ты, Катюха, даешь! Прямо на рабочем месте… В антисанитарных условиях, — вернулась к прерванной теме одна из нянечек.
— Почему это в антисанитарных? — обиделась Катя. — У меня на кухне чисто. И раковина опять же рядом.
— До вечера-то потерпеть не могли? — хмыкнула Света, отправляя ложку в накрашенный рот.
— Тебе хорошо, у тебя муж каждую ночь под боком.