========== Глава 1 ==========
— Шестнадцать недель, — сказал доктор Хофф.
— Что, простите? — переспросила Эмили.
— Шестнадцать акушерских недель, — уточнил доктор, стягивая с рук перчатки и усаживаясь обратно за письменный стол. — Реальный возраст плода на две недели меньше, просто так уж принято вести отсчёт. Медицинские тонкости, едва ли вам будет интересно. Так что, мисс Барретт, — он потянулся к деревянному вечному календарю, — поздравляю. Предполагаемая дата родов… Ну надо же, первого января. Такой вот подарочек на Новый год. И кстати, мисс, вы уже можете одеваться. Правда-правда.
Эмили не ответила. Не смогла.
— А что, вы совсем-совсем ничего не заподозрили за три с половиной месяца?
Она только головой помотала.
— Ну, человеку без медицинского образования простительно, — со снисхождением кивнул доктор Хофф. — Зато вот как вам повезло: треть беременности уже позади, причём самая нервная и опасная треть…
Это всё не про меня, подумала Эмили. Не про меня и не со мной.
Нет, если бы она совсем ничего не заподозрила — ну, наверное, она бы не заявилась под чужим именем на приём к незнакомому врачу. И не сидела бы сейчас в кабинете клиники у Анкориджского мемориала, вцепившись побелевшими пальцами в края простыни, — да только удержаться не получалось. Мир рушился, беспощадно и бесповоротно, под бодрую трескотню доктора:
— Сердце у него бьётся, отлично бьётся, скажу я вам, сто пятьдесят ударов в минуту. Ближе к двадцатой неделе вы и шевеления почувствуете… Что с вами, мисс Барретт?
— Да как же так? — с трудом проговорила она.
— Ну, видите ли, когда мальчик и девочка любят друг друга… — Хофф нервно кашлянул. — Извините. Как вас по имени?
— Кэтрин.
— Извините, Кэтрин. Просто вы так удивлены, будто речь идёт о чём-то невозможном. А процесс-то естественный.
Эмили не сказала бы, что она так уж удивлена. Раздавлена. Это слово подходило больше. В Убежище материнство казалось ей чем-то столь же неизбежным, сколь и абстрактным. Потом — чем-то немыслимым, но не менее абстрактным. А теперь — о, это было конкретно, конкретнее некуда. Как удар в солнечное сплетение. Как приговор.
А Хофф между тем продолжал:
— По мне, так беспокоиться вам не о чем. Вы молодая крепкая женщина, сильному воздействию радиации не подвергались, судя по внешнему виду. Препаратами не злоупотребляете… ведь не злоупотребляете же?
Эмили пробрал мороз по коже.
— А если вдруг… — тихонько спросила она.
— Природа мудрее нас, мисс Барретт, — улыбнулся доктор. — Большая часть беременностей с серьёзными пороками развития прерывается самопроизвольно до двенадцати недель. Вы же этот рубеж успешно преодолели. Говорю же: вам не о чем беспокоиться, — повторил он с нажимом. — Берегите себя, ведите спокойный образ жизни…
Видимо, он прочитал что-то такое в её взгляде.
—… И не глупите, Кэтрин. Шестнадцать недель — большой срок. Аборт ни один порядочный врач делать не возьмётся.
— Нет, — испуганно пробормотала она, поднимаясь с кушетки. — Нет, я не об этом. Просто как проверить… всё ли в порядке?
— В условиях моей клиники — никак, — доктор развёл руками. — Нужно качественное диагностическое оборудование. Вроде бы в Тенпенни-Тауэр был исправный автодок, но от доктора Бэнфилда давно уже ни слуху ни духу. Или, если вдруг у вас есть знакомства в Цитадели…
Эмили торопливо помотала головой.
— Ну, в любом случае я уверен: всё у вас отлично, Кэтрин. Считайте это профессиональной интуицией. И не изводите себя понапрасну.
Да, всё отлично. Только отец ребёнка — гуль. Только… три с половиной месяца, да? — только этот несчастный ребёнок, получается, вместе с ней прошёл через Восемьдесят Седьмое, Рейвен-Рок и Оазис.
— Да, думаю, всё будет хорошо, — улыбнулась Эмили в ответ, подхватывая за лямки рюкзак. — Спасибо вам, доктор Хофф.
Она вышла — точнее, вывалилась — на улицу. Утреннее солнце светило ярко и приветливо, но в глазах Эмили было темным-темно от отчаяния.
Она бессильно опустилась на ступеньки клиники. Нужно второе мнение. Да. Экспертное. Можно, конечно, сходить в Ривет-Сити к доктору Престону. Дотащиться до Мегатонны, да хоть до Бостона — ха, с этого же всё и начиналось, Эми Данфорд идёт на север, — до января ещё времени навалом…
… А в том гигантском универмаге на Дюпон-Сёркл были детские коляски. Нет, точно были. Прямо в витрине и простояли все двести лет, кто бы на них позарился? Люльку, ясное дело, полностью менять придётся, но вот ходовая часть…
Какие ещё коляски, Господи? — зло оборвала себя Эмили. Нет, она же знала, просто знала, что это невозможно. Что там заявлял ей доктор Чёрч из Мегатонны? Что если бы в природе существовала четвёртая стадия спаечного процесса, то именно её бы он своей дуре-пациентке и диагностировал. Такая вот цена позднего оперативного вмешательства — «и, милочка, с учётом всех обстоятельств тебе ещё очень повезло». Никаких детей, говорил док Чёрч. И думать забудь. А доктор Берроуз — не с меньшей уверенностью — утверждал в своей книжке, что гули стерильны. Ну что ж, надо будет послушать, что он скажет зимой. Что они оба скажут.
Оконная рама с треском распахнулась прямо над её головой — Эмили даже не шелохнулась.
— Кэтрин? — окликнул её доктор Хофф с лёгкой тревогой. — Вы в порядке?
Для настоящей Кэтрин чудо рождения обернулось обширным инфарктом и остановкой сердца, мрачно подумала Эмили. Дивный семейный анамнез, который, пожалуй, стёр бы улыбку с лица добрейшего доктора Хоффа.
… А коляска, наверное, вещь не такая уж бесполезная, особенно зимой. Да и весной. От дома до набережной рукой подать, можно будет гулять там в хорошую погоду…
Что я наделала, Харон? — захотелось закричать ей. — Что мы оба наделали? Да вот только Харона здесь не было. И что хуже всего, Эмили не представляла, вот совершенно не представляла, как рассказать ему обо всём.
— Нет, док, — Эмили тяжело поднялась на ноги. — Я не в порядке.
И медленно побрела в сторону моста.
*
С самого утра Ленни места себе не находил от радостного и, что уж там, тревожного предвкушения — мистер Бёрк наконец-то дал отмашку. Из каких-то неясных соображений работодатель тянул с этим делом до последнего, а Ленни не понимал: чего ждать-то? Ведь контракт Харона был у них в руках уже две недели.
Добыть контракт оказалось куда проще, чем Ленни предполагал, но куда сложнее, чем он надеялся. Лезть в жилище в отсутствие хозяев было делом рискованным: мало ли какие ловушки подготовил этот чёртов психопат для непрошеных гостей? Поэтому Ленни пришлось несколько удлинить маршрут и сперва наведаться в Подземелье. Если совсем уж начистоту, Ленни совсем не хотелось соваться в этот гадюшник, но мистер Бёрк настоял.
— Я, Леннарт, предпочитаю сам выбирать себе врагов, — сказал он. — И лично мне с этими мизераблями из Исторического музея делить нечего. Это твоя оплошность — ты и исправляй.
Что поделаешь, пришлось исправлять.
Ленни подкараулил Тюльпан в фойе Исторического музея, куда она иной раз выбредала покурить в одиночестве. Бухнулся перед старушкой на колени, не щадя новёхонького костюма, продекламировал заученную речь о нестерпимых муках совести — какую-то жалостливую муть в духе Диккенса, от которой мистера Бёрка, наверное, стошнило бы. Но Тюльпан была тёткой доброй и невзыскательной. Растрогалась, всплакнула даже. А потом возьми да и поделись с Ленни своей заповедной мечтой.
Всё складывалось до того удачно, что Ленни сначала ушам своим не поверил. Он-то думал, придётся долго блуждать вокруг да около, намекать, подталкивать — а Тюльпан сама открытым текстом заявила: хочу, мол, повидать Эми Данфорд. Оказывается, бедолаге уже давно страсть как хотелось выбраться на поверхность, чтобы навестить старую знакомую. Да вот беда, провожатого всё не находилось.
Откладывать дело в долгий ящик Ленни не стал, наученный горьким опытом. И уже через несколько дней они с Тюльпан заявились на Арлингтонское кладбище (перед этим Ленни, само собой, удостоверился, что Харона нет дома).
Тюльпан чуть подотстала — тётка тащила под мышкой гигантскую вышитую подушку, запоздалый подарок на новоселье, — так что на вершину холма Ленни взобрался первым.