Не взвыла только оттого, что подсознательно ожидала чего-то подобного. В фильмах ужасов всегда так: включаешь свет, и вплотную к тебе враг-чудовище-маньяк-мертвец-зомби-волк. Абсолютно дурацкий и банальный кинематографический прием, но полезный, поскольку готовит зрительскую психику к сюрпризам. Если, конечно, у человека изначально имеется некоторая смелость и присутствие духа.
— Извиняюсь, просто день очень нервный — прошептала Дики, опуская нож.
Выпал не самый худший вариант: просто мертвец. В смысле, очень давний мертвец, который уже полный скелет, оттого и не пахнущий.
— Вообще не хотела беспокоить. Но погода, и… ну, сами понимаете, невеселые обстоятельства.
Череп мертвеца насмешливо ухмылялся. Нет, не насмешливо, это у него зубы из верхней челюсти частично подвысыпались. Так-то ничего — лежит, молчит, спокойный. Череп аккуратный, гладкий, винтажно-желтоватый. «Весьма привлекательной. Формы» — как наверняка сказала бы Кэт. Одет костяк в нечто непонятное, свободное, вроде бурнуса, но за давностью лет и ветхостью точно определить покрой уже затруднительно.
Тут Дики увидела Его и о мелочах разом забыла.
Топорик покоился у правой руки мертвеца. Одноручное оружие, ничуть не тронутое ржавчиной, темный металл на чрезвычайно ухватистой светлой рукояти. Явно не рабочий инструмент: на тыльной стороне обуха хищный, чуть изогнутый острый «клюв» — недлинный, но однозначно созданный для разящего пробития лат и черепов (хоть изящных, хоть защищенных шлемом, хоть мягковатых каннибальских)…
Огонек зажигалки в дрогнувшей руке обжёг разведчице палец. Дики зашипела, перехватила погасший осветительный прибор другой рукой, сунула обожженные пальцы под ручей с «кровли».
Сидя в темноте, она осмысливала ситуацию.
Видимо, судьба. Как у Мамы, только строго наоборот. В погодном смысле наоборот, а так — точь в точь. Но, может и нет, вот же хозяин — рядом, очевидный и осязаемый — он может возразить. Но топор-то… такой топор… это же…
Дело не в том, что подобное оружие в ситуации «островного каннибализма» было бы весьма и весьма к месту. Топор сразу понравился разведчице. «Лег на душу», как сказали бы многие опытные люди. Даже в непроницаемой темноте Дики как воочию видела безукоризненный изгиб боевой стали и прекрасную рукоять. Интересно, из чего она выточена? Почти светилась при слабеньком огоньке зажигалки. А «борода» какая⁈ Топорик же сидеть за поясом будет как влитой. Не-не, так нельзя, надо вести дело серьезно, без глупостей, может, даже и не суждено…
Разведчица щелкнула зажигалкой, кашлянула, и начала:
— Вижу, вы человек умный, опытный и рассудительный. Позвольте представиться — я Дики-с-Медвежьей. Попала сюда, можно сказать, случайно…
Она рассказывала, сидя уже в темноте (газ в зажигалке не бесконечный, нужно экономить). Древний мертвец слушал, не перебивал, улыбался. Ну, что не перебивал — не удивительно, а вот насчет улыбки…. Сколько не уверяй себя, что это просто зубы высыпались, все равно чудится, что улыбается. И вообще вроде как взаимная симпатия имеется. Странно так о мертвецах говорить, но не врать же себе — что есть, то есть.
…— я, значит, второго камнем бахнула, он поплыл, они кинулись вылавливать. Вот не знаю: сожрут или лечить будут. Абсолютно непредсказуемые люди…
Гудел ливень над Утесом Обломков, журчали ручьи, проникающие в старый корабль, Дики пришлось подвинуться — за шиворот снова начало капать.
…— вот и выходит: нужно как-то выбираться, но нужно и Ската-Ма выручить. Шанс-то есть что моряк еще живой. А он и вратарь отличный, да и нашего экипажа. Собственно, не в этом дело. Просто нормальный человек, нельзя дикарям его жрать. Вот такая эта самая дилемма… — Дики помолчала и напрямую спросила: — Так посодействуете? Можно взять?
Во тьме стояла журчащая тишина. Похоже, своего оружия покойнику было жаль. Можно понять: привычка, память о жизни, да и вещь отличная. С другой стороны, он же хоть и очень древний покойник, но понимающий.
Дики вновь зажгла зажигалку. Череп все так же улыбался, но, скорее грустно.
— Ладно, разве я не понимаю? Понимаю. Обойдусь как-нибудь. Ваше оружие, тут ничего и не скажешь, — тяжко вздохнула Дики.
Ливень снаружи, казалось, еще усилился, корпус драккара тек уже как решето, задницу разведчицы подмочило, воздух стал густым и холодно-парным, словно в остывшей бане сидели. Наверное, от этой тяжелой влажности ослабли старые кости и кисть мертвеца, покоившаяся на крепкой бедренной кости, рассыпалась, фаланги раскатились, канули во влажную темноту.