- Что-то наши холостячки сегодня притихли, - начинал развивать тему капитан Лапшин.
- Сень, а Сень, ты что ночью делал? – допытывался Кузнецов, тоже капитан.
- Ничего, самое, пусть поспит! – заступался Громов, третий капитан. – Молодой еще, ему больше спать некогда, самое, только днем. Я помню, в его годы…
Но Семен не реагировал на выпады в свой адрес, и вот уже пульс разговора делал резкий скачок, и рассказчик, позабыв, что он делал в Сенькины годы, уже рассказывал что-то совсем другое.
Семену, между тем, все сильней и явственней казалось, что это утро – не похожее, а именно это – уже случалось, уже было однажды в его жизни. Хотя самое начало дня все еще было укрыто от него рваным покрывалом из сизого тумана вперемешку с небесным конфетти, он каким-то странным и даже сверхъестественным образом предугадывал слова, движения и поступки людей, ему даже казалось, что он точно знает, что произойдет в следующую минуту. И это происходило или не происходило, а он находил объяснение и тому, и другому. В чувствах он был, как вы понимаете, расстроенных и противоречивых, и при этом совсем не старался предугадать, но с обреченным восторгом наблюдал, как некие его действия и слова , и даже отсутствие слов, порождали иные, ответные чувства и продолжения действий, и это было ужасно. Потому что таким образом ему было известно, и это было знание, а не предчувствие, что что-то нехорошее произойдет с ним сегодня. Он понимал, что мироздание, исходя из какой-то своей логики, запустило по второму кругу какую-то цепь событий, в которой ему предложено участвовать, и даже отведена главная роль, его вовлекало в водоворот, и у него не было сил противостоять этому влечению. Но самым худшим было воспоминание-ощущение, что однажды в схожей ситуации он уже совершил некую ошибку, и теперь он не знал, достанет ли у него сил не повторить ее.
«Неужели, а может?..» Он не облек в словесную оболочку, в формулу даже мысленно имя той, о ком подумал, стараясь не думать, и даже от этого тончайшего, как поветрие, намека ему стало невозможно дышать.
«Ну, это уж черта с два! – приведя дыхание в норму, неизвестно на кого зло подумал Семен. – Это мы еще посмотрим». И он даже не предполагал, как скоро судьба предоставит ему случай – посмотреть.
На что посмотреть? Об этом речь впереди.
Время, спокойно и размеренно текшее утром, ближе к полудню пустилось вскачь, без устали формируя события и запуская их наперегонки. Иногда оно останавливалось, концентрируясь на каком-либо активизировавшемся Сенькином чувстве или на странной мысли, посетившей его голову по дороге в вечность, и растягивало миг до бесконечности, испытывая их на прочность. А после вновь срывалось в галоп, опрокидывая на полном скаку целые пласты и осыпая Семена событиями и другими проявлениями жизни так обильно, что у него не оставалось времени на обдумывание и колебания.
Так ему казалось и так им воспринималось.
Не успели они добраться до объекта, как к Сеньке, тряся рыжими кудрями, похожий на балаганного Петрушку, подбежал капитан, фамилия которого была соответствующей – Петрушкин, которого, однако, все запросто звали Митрофаныч.
- Переборцев! – закричал он еще издали, и замахал руками. – Где друг твой?
- Кто? – не сообразил сразу Сенька. – Гринев, что ли? Так он же в наряде.
- Ну, ладно, - согласился Петрушкин, - пусть будет в наряде. К нему это в меньшей степени относится. А вот тебе хочу сказать, товарищ Сеня, что ни черта вы, холостяки, жить не умеете.
- Почему? – справедливо задался вопросом Семен.
- Потому что! – настаивал на своем Митрофаныч. – Объясняю для тех, кто не понимает: не за теми подругами вы ухаживаете. То есть, в принципе не умеете себе невест искать.
- Как это? – все еще не понимал сути претензий Семен.