Мелисса вряд ли забыла, что Найджел поднимался на холм, когда они встретились,— очевидно, она считала само собой разумеющимся, что любой мужчина обязан ради нее менять свои планы. «Конечно, она испорченная женщина,— подумал Найджел,— но эта спокойная уверенность, что все должны танцевать вокруг нее. тем не менее выглядит безобидной».
Эта мысль побудила его сказать, когда они спускались по каменной дорожке:
— Полагаю, у вас были очень хорошие отношения с вашим отцом.
— Да. Но как?..
— А у вашей сестры — нет?
Мелисса не ответила. Ее лицо приняло печальное и одновременно раздраженное выражение. Споткнувшись о камель, она вцепилась в руку Найджела, и его тело словно обожгла вспышка.
— Вы не обиделись? — спросил он.
Все еще не глядя на него, Мелисса воскликнула:
— Почему человеку нельзя позволить быть счастливым, если это у него в характере?
III
Тем временем Клер сосредоточилась на львах. Она прошла среди развалин мимо задрапированной женской фигуры без головы и с правой рукой на перевязи, за которой на фоне неба вырисовывался высокий портик с четырьмя колоннами — все, что осталось от храма. Колонны торчали повсюду, группами и поодиночке — целый каменный лес, сверкающий белизной на солнце. Возле Священного озера сидели на постаментах пять львов. Их плоские головы и разинутые пасти, изъеденные бурями многих веков, придавали им сходство с морскими львами, но могучие передние лапы, на которые они опирались, и столь же мощные согнутые задние лапы обладали почти натуралистической достоверностью.
Клер интересовало, видел ли когда-нибудь льва тот, кто изваял эти фигуры.
Львы сидели в один ряд, уверенные в себе и в то же время напряженные, словно ожидая, что что-то произойдет,— по крайней мере, так казалось Клер. Они ожидали долгое время в спокойных архаичных позах. Выбрав одного из львов, Клер перенесла все внимание на него. Слегка изогнутая линия спины — от головы к хвосту. Может ли кто-нибудь в наши дни достичь подобной простоты, не впав в неуклюжий примитивизм?
Пока Клер изучала льва, его сила как будто передавалась ей. Она чувствовала себя освежившейся, бодрой и одновременно сонной. Пройдя в тень стены, она легла и заснула.
Разбудили Клер голоса, казавшиеся ей спросонья неестественно громкими.
— ...Не собираюсь обсуждать это с вами.
— Простите, но вам придется это сделать.
— Вы мне угрожаете? Как вы смеете так со мной разговаривать?
— Вы знаете, что моя сестра очень болела после... У нес было воспаление мозга. Если бы она умерла, вы бы были в этом виноваты.
— Какая чушь! Я сожалею о ее болезни, но...
— Вы выдвинули против нее отвратительное обвинение, и ее исключили. Я очень люблю Фейт, и она мне все рассказала...
— Ваша преданность делает вам честь. Но вам не пришло в голову, что Фейт могла вес это выдумать? К сожалению, мы не считали ее особенно правдивой.— Голос Ианты Эмброуз был твердым и холодным, но в нем ощущались истеричные нотки.
— Вы обвинили ее не в этом. Вы цеплялись к ней целый семестр. Бог знает почему — до того она считалась вашей любимой ученицей. Чудо, что вы не довели ее до самоубийства.
— Чепуха! Конечно, она умная девушка — по школьным стандартам,— но неуравновешенная и лживая. Ее поймали на мошенничестве — она пользовалась экзаменационными билетами, которые украла из моей комнаты. И в довершение всего она надерзила мне перед всем классом. Вот вам все факты.
-- Прошу прощения, но это ваша версия фактов. Фейт утверждает, что вы... оклеветали ее...
Молодой голос Питера Трубоди зазвучал громче, и продолжение его фразы выглядело еще ужаснее, так как было произнесено гоном рассерженного школьника:
— Оклеветали ее, потому что...— он наконец решился пойти до конца,— вы делали ей авансы, которые она не приняла.
Последовало молчание. Потом раздался резкий хлопок — мисс Эмброуз дала Питеру пощечину.
— Вы об этом пожалеете.— Голос юноши снова понизился, но в нем звучали тс же напыщенные интонации дежурного старшеклассника.— Я твердо решил обелить имя Фейт.
— Не говорите, как персонаж бульварного романа. ....
— Я знаю, что вы очень умны. Но правда в итоге всегда торжествует. Нет-нет, не уходите. Я приму меры, чтобы восстановить справедливость, и вам это не слишком понравится. Было бы проще всего, если бы вы сами написали признание...,
— Какая нелепость!
— Если вы этого не сделаете, то узнаете, что другие люди могут быть такими же... мстительными, как вы. Я вас предупредил.