Выбрать главу

Маркс и Энгельс внимательно следили за развитием национально-освободительного движения в Польше. Они считали, что борьбу поляков должны поддержать русские революционеры. В Польше из числа русского офицерства была создана тайная организация. В записной книжке Огарева рукой соученика и друга Константина Игнатьевича — Андрея Потебни переписан список членов этой организации, где под номером 13 читаем: «7-я пехотная дивизия: Смоленский пехотный полк: поручик Крупский, прапорщик Полодьев, штабс-капитан Тукатевич».

Константин Игнатьевич лучше других видел, что восстание приближается. Он помогал, как мог, польским друзьям, но он был офицером русской армии и опасался, как бы ему не пришлось принять участие в подавлении восстания. Друзья посоветовали ему перевестись в центральные губернии России. Крупский подал прошение командиру полка.

«Милостивый государь, Ксаверий Осипович!

Извините за откровенную, смешную просьбу, с которой обращаюсь к Вам, как к начальнику, всегда готовому принять участие в судьбе подчиненного. С девятилетнего возраста провидение разлучило меня со всеми близкими сердцу, а вместе — с милым родным краем, оставив в душе сладкие воспоминания о счастливых годах детства, живописных местах родного гнезда!.. О всем, что так дорого для каждого!

От подобных обстоятельств жизни какая-то невыносимая тоска давит душу — весь организм мой, а желание служить на родной земле день ото дня сильнее овладевает моими чувствами, парализует все мои мысли.

Я уверен, Ксаверий Осипович, что Вы поймете грустное состояние моей души и по чувству человеческому не оставите без внимания просьбы, охотно примете на себя труд хлопотать о переводе меня в войска, стоящие в Казанской губернии (место моей родины). Быть может, перевести меня труд с Вашей стороны не малый, тем более что я не имею собственных средств на проезд такого дальнего пути, но все-таки надеюсь на исполнение просьбы моей.

С истинным почтением и совершеннейшей преданностью имею честь быть

К. Крупский

г. Кельце

ноября 12-го дня 1862-го года».

Командир полка поддержал рапорт, хотя мотивировка наивна, не содержит серьезного основания для перевода. Но командир знал настроения части офицеров в своем полку, понимал, что в случае выступления поляков они не будут слепо выполнять приказы и стрелять в восставших. Но рапорт опоздал, восстание началось.

Поручик Крупский, хотя и был вынужден участвовать в операциях, сочувственно относился к полякам, помогал бежать пленным.

Восстание было подавлено. Многие из знакомых поляков были высланы в Сибирь. Теперь начальство косо смотрело на польские знакомства офицеров. Зато их усиленно зазывали на свои балы русские помещики, жившие в губернии. Одним из самых хлебосольных был помещик Русанов. К нему привез Константина Игнатьевича товарищ, прослышав, что там будут все окрестные невесты — польские и русские.

Здесь-то Константин Игнатьевич и познакомился с Елизаветой Васильевной Тистровой, гувернанткой в семье Русанова. Полюбив друг друга с первой встречи, молодые люди вскоре поженились.

Слушая впоследствии рассказы Елизаветы Васильевны о ее детстве и юности, Константин Игнатьевич поражался сходности их судьбы. В раннем возрасте она осталась круглой сиротой. Когда ей исполнилось девять лет, вместе с сестрой Ольгой ее определили в Павловский военно-сиротский институт благородных девиц, находившийся в Петербурге, где она пробыла восемь лет. Этот институт мало отличался по своему режиму от кадетского корпуса, в котором учился Константин Игнатьевич. Лишь фехтование и строевую подготовку заменяли уроки домоводства и рукоделия. Ее дочь вспоминала впоследствии: «Очень хорошая ученица, она имела пониженный балл за поведение, но зато была любимицей класса. Стащить форшмак у классной дамы и накормить им голодных подруг, устроить бомбардировку двери Мочалки (начальницы), не моргнув, выдержать крики и выговоры классной дамы-немки, не отвечать урока, потому что другие девочки не выучили его, взять на себя вину других — на это она была первой мастерицей».

Елизавета Васильевна обладала прекрасным сильным голосом, и отдушиной в серой институтской жизни были уроки пения.