Остановив экипаж около бунгало, он соскочил на землю. Он думал, что Комола слышала шум подъехавшего экипажа и, наверно, уже вышла на веранду. В Аллахабаде Ромеш купил дорогое ожерелье, которое хотел сам надеть на шею Комоле, и сейчас вынул футляр из глубокого кармана своего пальто.
Подойдя к самому дому, он увидел, что Бишон, безмятежно спит на террасе, а двери дома заперты. На лице Ромеша отразилось разочарование.
— Бишон! — позвал он довольно громко, в надежде, что разбудит кое-кого и внутри дома. Ромеша задело, что ему приходилось ждать пробуждения так долго, ведь сам он почти всю ночь не мог заснуть.
Ни от второго, ни от третьего оклика Бишон не проснулся, так что в конце концов его пришлось растолкать.
— Госпожа дома? — спросил Ромеш бессмысленно глядящего на него сторожа.
Сначала Бишон словно не понимал, что ему говорят, а затем вдруг очнулся.
— Да, да, она в доме, — сказал он, засыпая.
От толчка Ромеша дверь распахнулась. Он вошел, обыскал все комнаты — нигде никого не было!
— Комола! — громко позвал он. Никакого ответа. Он осмотрел весь сад, дошел до дерева ним, побывал в кухне, в комнатах слуг и в конюшне, но Комолы нигде не нашел.
Тем временем взошло солнце, загалдели вороны; неся кувшины на голове, показались группы девушек, они спешили за водой к каменному бассейну около бунгало. С противоположной стороны дороги доносилось разноголосое пение женщин, растирающих зерно во дворах своих хижин.
Ромеш вернулся в бунгало и увидел, что Бишон по-прежнему спит глубоким сном. Тогда он наклонился и принялся трясти его изо всех сил. Тут только он почувствовал, что от слуги пахнет пальмовым вином.
От непрестанных яростных толчков Бишон, наконец, кое-как пришел в себя и с трудом поднялся.
— Где госпожа? — повторил свой вопрос Ромеш.
— А разве она не дома? — пробормотал Бишон.
— Про какой дом ты говоришь?
— Но вчера-то она сюда пришла.
— А потом куда-нибудь уходила?
Разинув рот, Бишон продолжал бессмысленно смотреть на Ромеша.
В это время явился Умеш в новом дхоти, с покрасневшими глазами, размахивая рубашкой. Ромеш обратился к нему:
— Где мать, Умеш?
— Она здесь со вчерашнего вечера, — был ответ.
— А ты где был?
— Вчера вечером она отослала меня в дом Сидху-бабу, на праздник.
В это время извозчик напомнил Ромешу, что он еще не расплатился.
Тогда на этом же экипаже Ромеш тотчас отправился в дом дяди. Войдя, он заметил, что в доме царит страшный переполох. Ромеш подумал, не заболела ли Комола. Но затем узнал, что вчера, вскоре после сумерек, Уми неожиданно стала громко плакать, личико ее посинело, ручки и ножки похолодели, и это всех страшно перепугало. Дом был поднят на ноги, — всю ночь никто не ложился спать.
Ромеш подумал, что из-за болезни Уми вчера вернулась сюда и Комола. Он обратился к Бипину:
— Комола, наверно, очень тревожится о девочке?
Бипин точно не знал, Приехала вчера Комола или нет. И на вопрос Ромеша неопределенно ответил:
— Да, ведь она очень любит Уми, что и говорить. Но доктор утверждает, что опасаться нечего.
Как бы то ни было, из-за всех этих препятствий радостное волнение и мечты покинули Ромеша. Ему казалось, что сам рок препятствует их встрече.
В это время из бунгало пришел Умеш. Он имел доступ на женскую половину дома, так как сумел завоевать симпатию Шойлоджи.
Увидев входящего в комнату мальчика и боясь, как бы он не разбудил Уми, Шойлоджа вышла с ним за дверь.
— Где мать, госпожа? — спросил он ее.
— Как «Где», ты же вчера вместе с ней остался в бунгало! — удивленно ответила Шойла. — Поздно вечером я собиралась послать к ней нашу Лочминию, но из-за болезни малышки не смогла отпустить ее.
Улыбка сбежала с лица Умеша.
— Я не нашел ее в том доме, — проговорил он.
— Что ты говоришь! — воскликнула с тревогой Шойла. — А где же ты был этой ночью?
— Мать не позволила мне остаться. Как только она пришла в бунгало, сразу отослала меня к Сидху-бабу смотреть представление.
— Я вижу, ты очень послушен! А где был Бишон?
— Бишон ничего не может рассказать, вчера он выпил чересчур много.
— Беги скорее, зови хозяина.
Едва Бипин вошел, Шойлоджа кинулась к нему:
— Ты знаешь, какое несчастье случилось?
Бипин побледнел.
— Нет, а что такое? — взволнованно спросил он.