Сердце Комолы радостно забилось, и она опустила глаза, чтобы скрыть свое волнение.
— Какое же придумать для тебя занятие? — размышляла Хемонкори. — Шить умеешь?
— Не очень хорошо, мать.
— Ну и ладно, я буду тебя учить. А читать умеешь?
— Умею!
— Отлично! Я без очков уже ничего не вижу. Будешь читать мне вслух.
— Я умею еще готовить, — сказала Комола.
— Увидев твое лицо, лицо Дурги, всякий подумал бы, что ты хорошо стряпаешь. До недавнего времени я сама готовила еду для себя и Нолина. Но с тех пор, как я заболела, Нолин готовит себе сам, чтобы не принимать пищи из чужих рук. А теперь, воспользовавшись твоим согласием, я положу конец его стряпне. Не возражаю, если ты будешь готовить и для меня, когда я сильно заболею. Только что-нибудь попроще. Дойдем, дорогая, я покажу тебе кухню и кладовку.
Хемонкори повела Комолу знакомиться с их небольшим хозяйством. Когда они пришли на кухню, Комола решила, что это самый подходящий момент спросить позволения приготовить обед. Услышав просьбу девушки, Хемонкори улыбнулась.
— Царство хозяйки — ее кухня и кладовая, — сказала она. — От многого пришлось мне отказаться в жизни. Только это у меня и осталось. Но так и быть, готовь сегодня ты. Постепенно я все хозяйство передам в твои руки и смогу всецело посвятить себя служению всевышнему. Но от домашних дел не отойдешь сразу. Кухня — дело в доме немаловажное.
Хемонкори объяснила Комоле, что и как приготовить, и удалилась в свою молельню. Таким образом, жизнь Комолы в доме Хемонкори началась с испытания ее в кулинарном искусстве.
Со свойственной ей аккуратностью принялась девушка за работу: обвязала вокруг талии конец сари, волосы заколола пучком на затылке.
Вернувшись домой, Нолинакха всегда прежде всего шел проведать мать. Беспокойство о ее здоровье никогда не покидало его. Вот и сегодня, придя домой, он услышал шум на кухне и почувствовал запах готовящейся пищи. Уверенный в том, что на кухне мать, он поспешил туда.
На звук его шагов Комола быстро повернулась, и глаза ее встретились с глазами Нолинакхи. От неожиданности ложка выпала у нее из рук. Тщетно торопилась она накинуть на голову конец сари, позабыв о том, что он обвязан вокруг талии. Наконец, ей удалось кое-как прикрыть свое лицо. Крайне удивленный, Нолинакха молча вышел из кухни. Девушка подняла упавшую ложку, руки ее дрожали.
Когда Хемонкори, закончив свои молитвы, пришла на кухню, обед был уже готов. Комола вымыла и убрала все помещение, и оно сверкало чистотой, нигде не валялось ни обгоревших щепок, ни очистков от овощей.
— Да ты, дорогая моя, истинная брахманка! — воскликнула довольная Хемонкори.
За обедом Нолинакха сел против матери, а встревоженная Комола притаилась за дверью, стараясь не пропустить ни слова. Она боялась пошевельнуться и замирала от страха, что обед ее не удался.
— Нолин, как тебе нравится сегодня обед? — спросила Хемонкори.
Нолинакха никогда не был разборчив в еде, и мать прежде не задавала ему подобных вопросов. Но сейчас он уловил в ее голосе особое любопытство.
Хемонкори не знала еще, что Нолинакха уже успел заметить таинственное появление на кухне молоденькой незнакомки. С тех пор, как здоровье матери ухудшилось, он много раз уговаривал ее взять кухарку, но Хемонкори не соглашалась. Поэтому Нолинакха был рад увидеть на кухне нового человека. Разумеется, он даже не разобрался в качестве приготовленных кушаний, однако с большим воодушевлением ответил:
— Изумительный обед, ма!
Этот восторженный отзыв был услышан и за дверью. Не в силах дольше оставаться там, Комола, прижав руки к тяжело вздымавшейся груди, убежала в соседнюю комнату.
После обеда Нолинакха, как обычно, отправился к себе в кабинет, чтобы предаться размышлениям наедине с собой.
Вечером Хемонкори позвала Комолу к себе и занялась ее прической. Покрасив пробор в волосах девушки киноварью, она стала оглядывать Комолу, то так, то этак поворачивая ее голову.
«Ах, если бы у меня была такая невестка!» — вздыхала про себя Хемонкори.
В эту ночь у старой женщины снова случился приступ лихорадки, и Нолинакха был этим крайне обеспокоен.
— Ма, тебе нужно на некоторое время уехать из Бенареса, здесь ты не поправишься, — сказал он.
— Нет, мой мальчик, — ответила Хемонкори. — Я не покину Бенарес, если даже это продлит на несколько дней мою жизнь. А ты, дорогая, все еще стоишь за дверью? — обратилась она к Комоле. — Иди, иди спать. Нельзя же бодрствовать всю ночь. Я проболею долго, успеешь еще поухаживать за мной. Что с тобой станет, если ты не будешь спать ночами? Ступай и ты, Нолин, к себе в комнату.