Но Кент пошел за мной, на ходу обтирая липкие руки о мешковатые форменные шорты, которые он был обречен носить на острове постоянно. Да, он, конечно, может запугать кого угодно, когда захочет, но эти короткие штанишки все равно делают его похожим на мальчишку, сбежавшего с уроков. Он выложил нам программу на день – роль лидера он взял на себя сам, не дожидаясь никаких выборов. Мне не хотелось устраивать из-за этого скандал, и я решил – пусть поиграет в босса, пока не надоест, а у меня зато есть нож, и еще раз ощупал его рукоятку в кармане.
Сначала мы закопали Маргарет. Как ни грубо это прозвучало в устах Кента, но он все же был прав – днем настанет жара, тело начнет разлагаться, и его запах привлечет к нам хищников и падальщиков. Местом ее последнего успокоения он избрал полуостров – из-за его равной удаленности от джунглей и от нашего лагеря. Идея похоронить Маргарет на берегу океана и мне показалась подходящей – там она все время будет у нас на виду, напоминать нам о том, что мы потеряли.
За два часа, ковыряя землю палками из бамбука, мы раскопали яму достаточно глубокую, чтобы ее не смогли разрыть потом животные. Это оказалось трудно – песок то и дело сыпался каскадами со стенок, заваливая дно, и я уже думал, что мы никогда не кончим. Но когда мы добрались, наконец, до мокрого песка, дело пошло веселее. Работали мы молча.
Кент настаивал, чтобы мы провели нечто вроде поминальной службы по обеим женщинам-жертвам авиакатастрофы, но когда мы бросили на окоченевшее тело Маргарет по горсти песку каждый, Лиллиан отказалась говорить. Она стиснула руку, пальцы которой оплетала золотистая цепочка, и так крепко прижала к себе пропитанный кровью пиджак Маргарет, словно это могло вернуть ее к жизни.
Кент сказала пару слов о Терезе, но голос у него дрогнул, и он, помолчав, заявил, что идет на охоту. Лиллиан села на песок у могилы Маргарет и застыла с закрытыми глазами. Не знаю, спала она или молилась, но я решил, что лучше ее не отвлекать.
Вот и сейчас она сидит и смотрит на океан так пристально, словно видит в дальней дали свой дом. Я знаю, что должен вырвать ее из этого забытья, иначе она уйдет в него и растает в нем навсегда, а я останусь наедине с ним. Я знаю, что смогу вынести жизнь на этом острове с ней вдвоем, или даже в одиночку, но без нее и с Кентом – никогда.
И вот теперь у меня есть шанс поговорить с ней.
Я иду к ней, чувствуя, как у меня потеют ладони. Вблизи шов на ее плече кажется еще страшнее и в то же время уязвимее. Я хочу протянуть к ней руку, обнять ее и прижать к себе, чтобы согреть ее покрытую мурашками кожу, но лишь встаю рядом с ней и обхватываю себя руками от ветра. И жду, пока она сама заметит меня, но она не замечает.
– Лиллиан. – Она моргает, но голову все же не поворачивает. – Лиллиан. Кент приготовил обед. На вид превосходный, рыба и еще кое-что. Надо пойти поесть, там на всех хватит. – Кажется, она мотает головой, но, может быть, это просто ветер треплет ее волосы. – Пожалуйста, Лиллиан, пойдем. Мы беспокоимся за тебя. Я беспокоюсь. Пожалуйста, поешь с нами.
Слеза вытекает из ее глаза и сбегает по щеке вниз, очерчивая заострившуюся скулу. За ней появляется еще одна, и сразу же – другая.
– Я знаю, тебе сейчас одиноко, но, пусть это прозвучит эгоистично, мне сейчас тоже очень плохо без тебя. – Я делаю к ней шаг. – Если тебя не будет рядом, я сломаюсь.
Мои слова повисают в молчании, словно белье на ветру, а я притворяюсь, будто тоже гляжу на океан. Она уже так давно туда смотрит – кто знает, а вдруг там есть что-нибудь, кроме пустоты? Мой желудок громко урчит, перетирая куски утреннего кокоса. У костра меня ждет настоящая пища, и здравый смысл командует мне вернуться туда за своей долей, пока еще не поздно. Но я не могу бросить ее во второй раз, как вчера, когда умирала Маргарет.
– Жаль, что они не могут записать это в твое досье, – шепчет Лиллиан и всхлипывает.
– Что записать? Что я эгоистичный придурок? – Я бросаю на нее взгляд искоса.
– Нет, просто я жалею, что мне раньше не сказали, что ты такой хороший человек. – Она поворачивает голову, смотрит на меня снизу вверх, и ее маску бесконечной печали прорезает лучик слабой улыбки. Мне остается лишь улыбнуться ей в ответ, и я вспоминаю, как в первый раз сказал ей эти слова, еще до катастрофы.
– Кажется, мы квиты. – И показываю рукой в сторону лагеря. – Пойдем, поедим.
Ветер с моря толкает нас в глубь острова. Лиллиан дрожит, но мне не холодно. Меня согревает свет, который мне удалось заново зажечь в ее глазах.