Мы опасно качнули лодку, затыкая рты, орущие об опасности «надевших черное». Мы привлекли к ним не внимание, его хватало, а кое-что помимо отторжения и страха. Интерес. В обычные времена он бы рассосался, как и любая мода, но на фоне перспектив возникновения клонов, которые будут обречены получить полные человеческие права…
В общем, у кистомеи были полные руки проблем по всему миру
Час с небольшим спустя на мне висели все представители семейства Кирью, кроме отца, стоящего рядом с этим безобразием и чему-то улыбающемуся. Возможно ситуации, а возможно и Мане с Асуми, морально готовящимися принять на себя штурмовую атаку в одну соскучившуюся Эну. Единственным, что меня удивляло, было поведение Такао, обычно сдержанного и старающегося себя вести «по-японски». Сейчас он ничем не отличался от матери, разве что прилагал куда больше силы, чтобы сломать мне ребра объятиями.
— Я тоже вас всех рад видеть, — изрек положенное я, испытывая, что совершенно нехарактерно, те же эмоции, что и окружающие меня люди.
— Мы рады! — с нажимом подпискнула Асуми, тут же натужно крякая от удушающего захвата моей младшей сестры. Мать тем временем, чуть ли не запрыгивая на руки к Мане, что-то говорила на женско-японском, который здесь не все понимали. Слишком быстро.
Разумеется, что впереди праздничный ужин, для которого нужно принести продукты. За ними отправлены мужчины. Мудрый выбор, чтобы ввести меня в курс дела, без привлечения внимания девушек.
— Вот, — необычно серьезный отец протягивает мне знакомый сотовый телефон, — Эна сообразила не соваться к нашему воину, а записать видео, но получилось… не так, как бы этого хотелось.
Действительно, на коротком отрезке записи секунд на тридцать видно лишь то, как слетевший с катушек Такао живописно разбрасывает бразильцев, нанося им средние и тяжелые травмы своими тонфа.
— Ты похож на разъяренную макаку, — качая головой, говорю я брату, уши которого становятся предательски красного цвета, — но, кроме потери самоконтроля, кончившейся ничем, всё сделал правильно. Быстро, точно, с гарантией.
Взгляд брата блеснул признательностью, которую я быстро смыл жесткой критикой. Да, Эна контролировала его тылы, но на руках у сестры была шокированная мать вместо хоть какого-то оружия. Приемлемо для этой ситуации? Да, но, если бы всё развивалось хоть немного иначе… Хотя, тут спекулировать можно было бы долго.
— Запись не такая уж и бесполезная, — на ходу, я нажимал кнопку телефона, посылая улику на свой компьютер и в файлохранилище, — Смотрите, у одного из них пистолет. Такао выбивает его, не заметив.
— В любом случае, это проблемы, сын, — твердо заметил отец, вынудив меня на него покоситься. Таким я Харуо Кирью еще не видел.
— Дай догадаюсь, вы хорошо тратили? — хмыкнул я.
— Есть немного… — пристыженно отвел взгляд мужчина.
— Значит, будем готовиться. Я на обратном пути вас покину, скажите ока-сан, что на ужине будет на одну персону больше.
Персона, к которой я заглянул после посещения собственного дома и отправки видео на адрес моих новых могущественных друзей, не очень-то хотела идти в дом семьи Кирью. Точнее, стеснялась, но после пары моих аргументов, дополненных историей приключений семьи в Буэнос-Айресе, мнение своё поменяла.
— Эээ… — отреагировала Ацуко Кирью на присутствие на своей кухне персонажа, о котором она только много слышала. Слухов.
— Хррр… — поддержала её надувшаяся и побагровевшая Эна.
— Хиро Конго, бывший оябун клана Сенко-гуми, — представил я смущенного, но держащегося независимо гостя, — Наш дед. Сын Горо Кирью.
Старик с достоинством поклонился. Сделать что-то еще с достоинством он банально не успел, потому что ему на шею с визгом кинулась Эна, вводя родителей и брата в состояние сильнейшего когнитивного диссонанса. Впрочем, ненадолго, потому что зрелище свободно общающейся с якудза половины семьи (то есть Маны и Асуми вдобавок к Эне) привело атмосферу в максимально удобоваримый вид. Вечер прошел замечательно.
— Зачем ты это сделал? — спросил дед, когда мы остались с ним на дороге, разделяющей наши дома, — Мы ни словом не обмолвились о проблемах! Да и говорить о них надо с тобой!
— Сам виноват, ояджи, — качнул головой я, — Пока ты признавал только меня, я твой выбор уважал. Но потом…
Старик смущенно закряхтел, ничего не ответив.