Ладно, дело за малым. Воплотить мою схему.
Брат и сестра возвращаются, неся на своих лицах печать покоя и легкой печали. Они поблагодарили своих защитников.
— Что теперь? Едем в Киото? — тут же интересуется Эна, чей живой характер не может долгое время нести на лице какие-то сложные выражения.
— Через неделю, — говорю я, — Пока вы будете мне мешать работать, вопя как потерпевшие в своей студии, и, одновременно с этим, спасать Ману и Асуми от скуки.
— Я же смогу пригласить Хидэо!! — в глазах сестры разгорается нездоровый огонек, — Я приглашу его! Мы…!
— … будете вести себя прилично, — уточняю я, — Или я открою «жажду смерти» в самый ненужный момент, и твой парень станет импотентом.
— И поседеет! — веселится Такао, за что тут же начинает получать тумаки. Впрочем, это его не останавливает.
Родители о дате нашего отъезда знать не будут. Их вояж начнется завтра. Наш тоже бы мог, но из-за того, что я занялся садоводством, «посадив» на заднем дворе своего дома с десяток крайне любопытных и плодовитых растений, требуется потратить время. Мне нужен урожай. А еще мне нужно переговорить с тем, кто едет вместе с моими родителями, поэтому, заведя младших домой, я отправляюсь на поиски деда.
Нахожу я его через пару часов в совершенно неожиданном месте. Там, где Хиро Конго совершенно нечего делать.
В бывшем додзё «Джигокукен».
Старик стоял перед главным зданием, заложив руки за спину, и смотрел на него, не отрываясь. Я встал рядом с ним.
— Дед.
— Внук.
Некоторое время мы провели в молчании. Каждый по-своему прощался с частью Аракавы, с той, которой тут больше не было. Не с Горо Кирью, не с учениками его додзё, а с чем-то другим. С частью нашего прошлого, наверное.
— Когда-то мне казалось, что мы с ним занимаемся одним и тем же, — наконец, заговорил старик, стоявший чуть горбясь, — Находим молодых потерянных дураков, даем им новую семью, новый смысл. Надежду. Навыки. Даже немного чести. Я смотрел на него, как на старшего. Казалось, что там, где я обмакиваюсь в грязь, отец идёт гордо, не смотря под ноги, не пачкаясь. Что он не касается всего этого земного, понимаешь?
— Да, оджи-сан. Приблизительно также на меня смотрят отец с матерью.
— Ох. Да, в самую точку, Акира… в самую точку.
Хиро присел на третью ступеньку, извлекая из нагрудного кармана мятую пачку сигарет. Он, насколько я знал, курил редко. Сейчас, видимо, решил задымить, вспомнить молодость. Я сел рядом, чтобы не нависать над стариком.
— Что будет, если они узнают? — вопрос повис в воздухе вместе с выдохнутым дымом, — Как думаешь?
— Узнают то, что знаете вы? Или узнают все?
— А… есть разница?
— Хотите проверить?
— Нет, — тут же отказался дед, — Мне… нет, внук. Не хочу. Не узнавать больше о тебе, не рассказывать о себе. Да дело не в нас. Когда мужчине нужно испачкать руки — он идет и пачкает, такова жизнь. Но он не притворяется святым. Не делает из своей жизни пьесу. Наш дурной старик делал. Всегда. Молодые парни в это верили, а я молчал. Мне такое поведение казалось… жалким. Да, добра от «Джигокукена» было много, но это была просто пьеса одного надутого старика.
— Именно так и было, — кивнул я, — Он компенсировал.
— Компенсировал? — вяло удивился Конго, — Что этот великан мог компенсировать?
— Показать?
— А знаешь, покажи! — моргнул мой собеседник, — Хоть раз в жизни увижу… только не угробь меня, хорошо?
— Просто представляйте, что я вам при этом язык показываю и дразнюсь как Эна. В голове, — нашел я для родственника хороший совет, встал перед ним, метрах в пяти, сосредоточился, и…
///
Сначала у Хиро чуть не встало сердце, прямо как тридцать два года назад, когда они всемером пришли на стрелку с китайцами, а те чуть не покрошили их из пистолетов. Тогда никто даже не говорил ничего, просто двери микроавтобуса открылись, высунулось четыре ствола и пошла стрельба. Чудом выжили, чудом не удрали, чудом брошенная Хиро трехлитровая бутылка какого-то химического очистителя из ближайшей лавки лопнула внутри микроавтобуса, окатив стрелков. Но тогда, в первые секунды, перед тем как распластаться в прыжке за машину, Конго сполна хватанул ощущения, что на него смотрит сама смерть.
Только тогда были шутки. Черно-красная аура, рванувшая от его внука бурными клочьями, была не тем, от чего можно спастись прыжком и очистителем. Она была самой смертью. Пусть дрянь, прекрасно видимая в воздухе, не коснулась застывшего старика, но вот духом от неё, жестким ледяным духом смерти, его окатило с ног до головы.