Этот крепкий, очень ладный, смуглый молодой офицер был не только смел, но и умел складно говорить. Только Жоламанову не понравились лишние высокопарные слова — доблесть, мужество, дерзание. Он еще больше нахмурился, но большинство джигитов слушали с раскрытыми ртами. Некоторые удивленно переглядывались, как бы говоря: «Ну и хорош джигит!»
Незнакомец продолжал свою речь:
— Я прапорщик, это вы и сами заметили по моим погонам. Прапорщик — не такой уж высокий чин, к тому же я его не выпрашивал. В недалеком шестнадцатом году, когда казахских сынов погнали на окопные работы, я оказался в числе первых; я немного говорю по-русски, в меру своих способностей служил, видимо, все это учли и, хотя я был в тылу, мне дали воинское звание, нацепили погоны, сделали младшим офицером. Это, должно быть, смущает вас больше всего. «При царе выслужился, добился звания, а теперь стал офицером Западного велаята! Какое у него дело до нас?!»— так вы, наверное, думаете. Что ж, это вполне естественно. Однако, джигиты, с первого взгляда и медведь кажется самым страшным зверем, а приглядишься — ничего, тихое безобидное животное. Все мы, казахи, мечтаем о свободе, стремимся к самостоятельности, вера наша — мусульманская. Не так ли, братья?! Поэтому, если вы те самые герои, что вышли из Джамбейты, то я должен вам кое-что сообщить, предупредить вас по-дружески. Говорят ведь: яд принимать — так вместе с народом, мед лизать — так в одиночку…
Нурум взглянул на Жоламанова, как бы говоря: «Давайте послушаем!»
— То, что мы не с неба свалились, а вышли из Джамбейты, вам, господин, я думаю, вполне ясно! — все еще холодно заметил Жоламанов.
Сотник все больше настораживался. Как ни складно говорил прапорщик, восхищая окружавших его джигитов, Жоламанов, однако, не верил ему и не хотел особенно откровенничать. Чуть помедлив, он сказал:
— Что касается вашей хвальбы, господин прапорщик, то для нас это не новость. Наслушались и хвалы, и хулы! Нет у нас желания принимать яд, даже вместе с народом. Вы лучше ответьте: кто вы такой? Где остались ваши друзья-приятели? Или вы один?
— Я один, сотник, но один из многих. Я как разведчик вышел вперед.
Толпа надвинулась, Жоламанов уставился ка прапорщика, но тот будто не замечал, как насторожились вокруг.
— Если вы разговариваете, сидя на коне, то и я, пожалуй, сяду… — проговорил он и, закинув повод на седло, легко прыгнул на коня.
— Сколько вас? Куда путь держите? Или… — запнулся вдруг Жоламанов.
Все, затаив дыхание, вслушивались.
— Что он говорит?
— Много их?
— Целое войско, выходит… — заволновались джигиты.
— Слушайте, джигиты! — начал опять прапорщик, привстав на стременах и картинно откинув корпус. — Вы, вероятно, слышали, что в городе Уиле была открыта юнкерская школа для подготовки офицеров. Триста выпускников этой школы, триста джигитов-казахов три дня тому назад, так же, как и вы, подняли восстание. Они тоже хотят быть верными мудрости казахов: пока жив, ищи свой край. Вместо того, чтобы быть безвольной игрушкой, слепым оружием в руках ненавистных атаманов, лучше всем нам объединиться и позаботиться о себе и о своем народе. Поэтому надо примкнуть к казахам Актюбинска, Ак-Мечети и Казалы. Таким было наше решение. Мы прогнали из своих рядов казачьих офицеров, некоторых арестовали, наиболее ретивых прислужников обезоружили и тоже вышли в путь. Пока нас всего пятьдесят человек. Я — разведчик. Остальные едут в пятнадцати-двадцати верстах отсюда. Я не только разведчик, но и парламентер, мне поручено вести с вами переговоры. Как сказал сотник, вы не с неба свалились, а действительно дружинники из Джамбейты, верно?
— Верно, верно!
— Точно. Не ошибся… — облегченно загалдели дружинники.
— Не шумите! — приказал Жоламанов джигитам. — Ну, а дальше?
— А дальше… дальше я надеялся встретиться с вами. Отряд большой, думал я, не может быть, чтобы я его не заметил. Как видите, надежда моя оправдалась.
— Пятьдесят, говорите? А где же остальные юнкера? — спросил Жоламанов.
— Остальные в Уиле, — ответил прапорщик.
— А что они там делают, в Уиле?
— Ждут, пока мы вернемся с вестью о вас.
— А почему вас пятьдесят? Для переговоров хватило бы двух-трех?
Прапорщик ответил не сразу, улыбнулся.
— Вижу, вы опять засомневались. И опять скажу: это справедливо и естественно. Воин должен быть особенно бдительным и осторожным. Лишь все обдумав, тщательно взвесив, следует принять решение. Вы, собрат, мне очень нравитесь…