С той стороны, кроме пулеметных очередей, стали доноситься орудийные выстрелы, а огонь противника по боевым порядкам батальона резко ослаб. Слышались только редкие автоматные очереди.
— Вот так моряк! Вот так Корж! — выкрикивал Супрун, всматриваясь в сторону переднего края и не обращая внимания на тянувшегося к нему телефониста.
— Вас сверху… Командир! — не отставал солдат, встряхивая телефонной трубкой.
— Ну давай! Давай! — протянул он к солдату руку, а в трубке услышал вопрос командира полка:
— Что там у тебя за пальба?
— Немного есть, но… — замешкавшись, начал комбат невнятно.
— Что за «но»? — переспросил Новиков.
— Да это у противника… Мы пока не разобрались… Дайте немного времени!
— Разберитесь и доложите! — приказал подполковник.
Супрун вскочил на ноги, а танк, взрывая землю, вырвался из-за бугра. Сделав еще несколько разворотов по переднему краю противника, он на той же бешеной скорости направился в свое расположение, чуть левее НП комбата.
— Ну наконец-то, Корж! — воскликнул комбат, глядя, как танк, приближаясь к НП, сбавил газ, а когда оказался рядом с ним — резко затормозил. Вслед за лязгом гусениц хлопнул башенный люк. Из него показался Юхим. Соскочив в снег, он бросился к Супруну, сгреб его своими медвежьими лапами и, прижав к себе до хруста костей, отпустил.
— Вот он! Больше не пальнет! Мы его повернем против фрицев. Пусть теперь попробуют!.. — рассмеялся отчаянный моряк.
Комбат все еще не мог справиться с волнением, а когда оно несколько улеглось, спросил:
— Как же это ты его полонил?
Корж лукаво усмехнулся.
— Говорил вам, что обдурим фрица. Так и сделали. Забрались на танк, постучали по башне, и мой корешок позвал по-немецки. Когда люк открыли, пришлось первым отблагодарить того, который без пароля поспешно отозвался, ну а потом уже остальных. Всего четыре патрона. А дальше дело ясное… Техника — она везде техника. Не зря закончил школу мотористов. Наука пошла впрок. Стартер, газ, рычаги — дело понятное…
— Вот чертяка! А мы тут… Сам понимаешь…
7
Пока наступление развивалось успешно и госпиталь после непродолжительных остановок скачками продвигался вслед за войсками, Зине казалось, что она вот-вот догонит своих. «Вот удивится Степан. Он непременно произнесет свое «елки зеленые» и, как всегда, станет протирать свои очки». Она тешила себя этими мыслями, полагая, что оттуда будет легче связаться и с Заикиным. Но в последнее время обстановка на фронте так изменилась, что нарушился всякий ритм и в госпитале: то он оставался неподвижно стоять на одном месте, то с большим трудом продвигался по бездорожью в течение нескольких дней, не развертываясь, то перемещался лишь на два-три десятка километров куда-то в сторону и, надолго застревая в колонне, пропускал войска. А однажды ночью, поднятый по тревоге, он даже поспешно попятился назад. Теперь, после мучительного движения, его остановили в большом селе и уже вторую неделю не трогали с места. Поток раненых непомерно возрос.
Зина догадалась, что на фронте что-то стряслось неладное, да и от раненых иногда слышала, что «фриц вновь взбесился, лезет напролом». И хотя все больше чувствовала она заботу со стороны Александры Васильевны, тоска и душевная тревога не отпускали ее.
Третьего дня вечером, расплакавшись, она заявила, что возвратится в полк, к своим.
— Не могу здесь привыкнуть!
После этого разговора Александра Васильевна еще в течение двух дней пыталась ей доказать, что их госпиталь тоже фронтовой и что спасать прибывающих сюда людей — тот же бой, но, не добившись своего, сдалась.
— Ладно, поезжай!
Тепло простившись с Александрой Васильевной, Зина рано утром уехала с попутной машиной к линии фронта.
Ехали долго, но все же добрались до того перекрестка, где машина в составе своей колонны должна была поворачивать на север, а Зине надо было резко свернуть в южном направлении. Оставшись на перекрестке, Зина растерялась: «Теперь куда?» Поколебавшись, пошла вперед. Беда заключалась в том, что никто, к кому она обращалась, не мог сказать, в каком направлении ей надо искать дивизию.
Нередко ей казалось, что вот они, тылы дивизии, но каждый раз приходилось разочаровываться. И все же однажды ночью, выйдя на большак, она встретила машину полевой почты из дивизии Булатова. Сопровождал почтовую машину пожилой старшина Михаил Иванович.
Усадив девушку в кабину между собой и шофером, старшина толкнул шофера:
— Давай поспешим.
Машину бросало из стороны в сторону, а к полуночи погода стала резко меняться: западный ветер сменился колючим северо-восточным. Машина сбавила ход. Мотор перегрелся, из радиатора вырывались струйки пара.