Бойцы же наших передовых подразделений, находившихся в непосредственном соприкосновении с противником, почувствовали, что они способны не только отразить вражеские атаки, но и перехватить инициативу, перейти в наступление; начиная с утра четвертого дня они действовали еще более стойко и решительно. Казалось, стоит подать команду, и роты без особой подготовки бросятся в атаку.
Потерпев неудачи в утренних боях, противник на четвертый день битвы решил нанести мощный концентрированный удар перед закатом солнца.
Неожиданно в районе станции Проничи в вечернем небе появилось одновременно свыше двухсот бомбардировщиков. Вслед за авиацией двинулись в бой свежие пехотные и танковые дивизии — видимо, противник решил использовать свой последний резерв. Он все еще намеревался изменить ход сражения на Курской дуге в свою пользу. Ведь в случае успеха здесь, по его расчетам, открывался прямой путь на Москву!
Вслед за ударом на главном направлении враг активизировался и на других участках. Только успел Дремов доложить генералу Булатову, что на участке его полка установилось относительное затишье, как командир первого батальона сообщил, что перед его правым флангом опять появилось несколько танков, а из-за леса, что слева, к переднему краю потянулись группы пехоты.
Нацелив на это направление артиллерию, Дремов внимательно следил, чтобы не упустить подходящего момента для открытия огня. Но время шло, а ни танки, ни пехота в атаку не трогались. Наконец танки открыли огонь с места. Выпустив не менее сотни снарядов по окопам роты Супруна, они без видимой причины вдруг попятились назад за высотку.
— Ага. Не хватило пороху, — прохрипел капитан Рындин, обращаясь к Заикину.
— Пороху-то, вероятно, не хватило, а Супруна, по всему видать, перепахали. Видишь, не отвечает, — тряхнул трубкой комбат. — Так что ты тут командуй, а я смотаюсь посмотрю, что там творится.
Миновав все еще чадивший в лощине «фердинанд», Заикин, неожиданно обожженный упругой волной от разрыва снаряда, бросился в бурьян.
— Засек, ирод! — выругался он, спеша отскочить подальше. Разрывы повторились, на этот раз совсем рядом. Над головой зажужжали осколки, и Заикин, взмахнув руками, свалился в заполненную грязью авиационную воронку. Вспомнив всех чертей и святых, скользя ногами по глинистой стенке, он ухватился за раскисшие дернины на краю воронки, но, не удержавшись, шмякнулся назад.
Подбежал ординарец. Подавая руку, сердито буркнул:
— Несет тебя нечистая сила.
— Какого тебе… — не сдержавшись, ругнулся комбат. — И без тебя хватает.
— Думаю, как бы не было лишку. Сам сказывал, что этот битюг пристрелян, что теперь он у них за ориентир.
И действительно, за «фердинандом» взорвалась третья серия мин.
— Ну-ка, рванули! — скомандовал комбат и бросился вперед. А когда, запыхавшись, они оба свалились в ротную траншею, Заикин по-мальчишески расхохотался:
— Вот дали стрекача!
— Тебе смешно, а мне эти твои фортеля вот здеся, — ординарец похлопал себя по загривку. — Точно здеся!
Над головами полоснула длинная пулеметная очередь. Заикин, несколько выждав, высунулся из окопа, пытаясь определить, откуда палит пулемет, но Кузьмич, подскочив к нему, свалил на дно окопа.
— Тебе что, жисть надоела?!
Тут же взвизгнула вторая, еще более длинная очередь.
— Понял, как высовываться? Настигнет где и не ждешь.
— Ну что ж? Двум смертям не бывать, а одну трудно миновать. Бывает, что на войне убивают, — пошутил комбат, а про себя подумал: «Бывалый солдат, все наперед знает. Есть у него какое-то чутье. Не зря шагает по третьей войне».
Шумно вздохнув, Заикин поспешил вперед, но, оказавшись у изгиба траншеи, был остановлен окриком!
— Ложись!
Не успел комбат сообразить, в чем дело, как команда повторилась еще более настойчиво. Заикин присел. К нему тут же подбежал низко согнувшийся старший лейтенант Супрун.
— Товарищ комбат, дальше нельзя. Ход сообщения разрушен, а фашист бьет и бьет из пулеметов.
— А как ты, непробивной, что ли?
— Да я так, рывком, а вы не знаете, где он тут?
— Много, гады, наворочали?
— Хватает. Потери большие. Шестеро убитых, одиннадцать раненых. Да и вообще… Побил траншеи.
— Сколько у тебя осталось активных штыков?
— Всего ничего. Меньше сорока. По десятку штыков во взводе.
— Негусто, но, возможно, немного из резерва получим. А ты подумай о тех, кто остался. Накорми, дай отдохнуть. Видать, утром опять попытается еще атаковать. Так что смотри, а я пойду дальше. Разберусь, как у других.