…На рассвете полк Дремова вместе с другими частями погнал противника… И как только его подразделения достигли гребня высоты, командир приказал свертывать НП, а сам позвал начальника штаба Великого.
— Трогайся, да не теряй связи с начальством, а я на минуту заскочу в медпункт. Носкова проведаю. Посмотрю, как там дела, да и ордена за боевую службу врачам вручить надо.
Вскочив на коня и дав шпоры, он тут же скрылся за бугром, а еще через несколько минут разгоряченная лошадь примчала его к разбросанным в кустарнике санитарным палаткам.
— Как дела? Где Носков? — спросил Дремов у выбежавшего навстречу старшего полкового врача капитана Решетни.
— Все нормально. Готовимся к перемещению. Майора Носкова отправил в медсанбат. Ничего опасного нет, но месяца три придется ему поваляться…
— Ничего опасного? — переспросил Дремов, вспомнив о разговоре замкомдива с майором Великим.
— Так точно. Ранение средней тяжести.
— Будем надеяться на лучшее. — Запустив руку в полевую сумку, Дремов достал две коробочки. — Ну, медицина. Подставляй могучую грудь.
Решетня подступился ближе, а когда на груди блеснул орден Отечественной войны, ответил строго по уставу:
— Служу Советскому Союзу!
— Где Соколова? Обрадовать бы и ее.
Позвали Ядвигу. Утомленная, она подошла неторопливо. Встретившись взглядом с Дремовым, зарделась.
— Поздравляю, доктор! Позвольте вручить, — поспешил Дремов, поняв ее волнение.
— Спасибо, если заслужила.
— За то и награждают, что заслужила.
Взглянув Дремову в глаза, Ядвига улыбнулась уголками губ и, сказав еще раз спасибо, поспешила к палаткам. Дремов заметил, что Решетня подал ей какой-то знак.
— Как с эвакуацией? — спросил он.
Врач несколько замялся.
— Вроде все в порядке. Но вот в третьем батальоне фельдшер оказался толстокожим разгильдяем. Только сейчас оттуда.
— Не в силах справиться? Ждешь, пока самому всыпят? Смотри, напакостит — спуску не будет. Пеняй на себя.
— Понимаю, — выдохнул врач.
— Раз понимаешь, хорошо. Что еще? — спросил Дремов, собираясь уйти.
— Товарищ командир! Позавтракать бы. Небось забыли, когда видели горячее?
— Верно, — смягчив взгляд, согласился Дремов. — Все всухомятку, но сейчас не могу. Видишь вот, — показал он на часы.
— Так все готово, — Решетня посмотрел в сторону палаток, где показалась Ядвига.
— Не могу. Надо торопиться…
Вскочив в седло, Иван Николаевич бросил короткий взгляд в сторону кустарника. Ядвига, опустив голову, стояла все там же у палатки, придерживаясь рукой за оттяжку. «Видно, обиделась», — с огорчением подумал он.
— О раненых не беспокойтесь! — бросил вдогонку Решетня.
Во все время своей многолетней службы Дремов остро переживал чье бы то ни было пренебрежительное отношение к солдату. Когда же проявляли безразличие к раненому, он был беспощаден.
С высоты он заметил в кустах слабый костерок, у которого кто-то копошился, а у самой речки — размеренно прогуливавшегося офицера с заложенными за спину руками. «Наверное, это и есть фельдшер-разгильдяй! Кому еще быть? Участок-то Ефимова». Приблизившись к речке, окликнул:
— Товарищ офицер!
И пока тот вразвалку преодолевал расстояние в каких-то сотню шагов, Дремов вспомнил, что с этим фельдшером он уже встречался в обороне и имел весьма серьезный разговор. «Неужели позабыл? Видно, из тех, которые нуждаются в напоминаниях», — с возмущением подумал он.
— Вы всегда так торопитесь? — спросил Дремов с иронией.
Поняв, что с ним разговаривает командир полка, офицер побагровел, большие карие глаза его льстиво заморгали. Весь он подтянулся. Ожиревшего живота как не бывало. Убрав под пилотку вывалившиеся волосы и одергивая гимнастерку, нерешительно подбежал:
— Товарищ… Товарищ подполковник! Я… Мы… — задергал он черной квадратной головой. — Товарищ…
— Что товарищ? — остановил его Дремов.
— Тут… Это… Медпункт.
— Вижу, что медпункт, и даже знаю, что третьего батальона. Так ведь? Раненых эвакуировали?
— Да… Почти…
— Сколько осталось?
— Восемнадцать-ть. Приме-е-ерно.
— Как примерно? Восемнадцать с половиною? Почему не отправляете?
— Повозки на передке. Повезли боеприпасы. Вот и…
Дремов не стал дальше слушать, направился к раненым.
Вначале рядышком, как по ранжиру, лежали несколько человек ногами к тропинке с подложенными под головы вещмешками. На некоторых были наброшены шинели. У одного на руке, у другого на голове, у третьего на ноге виднелись на грязных бинтах запекшиеся, потемневшие пятна крови. Ни один из них не мог самостоятельно передвигаться. Даже те, кто с трудом удерживался на ногах, отыскивали медпункт сами.