«Все это скорее напоминает предложение высокого дипломатического поста, чем предложение руки и сердца, – подумала Пэйган. – Вот мы стоим сейчас в самом романтическом месте мира, среди всей этой красоты, свет луны дрожит на волнах, гондолы медленно движутся по воде, гондольеры поют любовные песни, а Абди ведет себя так, будто оба мы с ним уже на Востоке».
– Я понимаю, почему тебе нужна королева, но совсем не могу уразуметь, зачем тебе понадобилась жена.
Последовала пауза.
– Затем же, зачем и всем, – наконец произнес он, глядя в сторону.
– Абди, каждая женщина в душе навсегда остается семнадцатилетней. А семнадцатилетние все хотят слышать одно и то же. – «Я заставлю его сказать это, пусть это для него равносильно смерти», – поклялась она себе. – Хотя мужчины никак не могут понять почему.
– Я люблю тебя, – пробормотал Абдулла наконец, глядя в пол.
– И я люблю тебя, – нежно прошептала Пэйган.
– Означает ли это, что твой ответ «да»?
И опять Пэйган уловила слишком жесткие, резкие ноты в его тоне. Он ли это, знаменитый сердцеед и любовник, человек, способный истратить на розы целое состояние?
– Есть две темы, которые необходимо предварительно обсудить.
Поглаживая ее по обнаженной шее, он прошептал:
– Только учти, я ничего не желаю слышать о том, что ты уже не так молода и вообще не подходишь мне по каким-либо статьям. Так что давай сразу опустим этот пункт.
– Нет, уж лучше давай обсудим его откровенно, Абди. Во-первых, я действительно считаю, что слишком стара для тебя.
– Будь добра, позволь мне самому судить об этом. Пэйган притронулась к зеленой ленточке висевшего на сюртуке Абдуллы ордена Семиры.
– Я знаю, обычно об этом не спрашивают в столь торжественный момент, но мне необходимо это знать: ты верный муж, Абдулла?
– Почему вы на Западе вечно смешиваете секс с любовью? Сексуальная верность имеет к браку мало отношения.
– Собираешься ли ты хранить мне верность? – Пэйган чувствовала, что ступает по тонкому льду, но была полна решимости получить от Абдуллы однозначный ответ. – Ведь и на Востоке сексуальная верность играет далеко не последнюю роль – в отношении жены. Неверных жен обезглавливают, не так ли? Каковы же твои намерения, Абдулла?
– Когда знаешь, что любое количество юных красоток будет к твоим услугам, стоит лишь щелкнуть пальцами, щелкать не очень и хочется.
– Абди, не уклоняйся от моего вопроса. Будешь ли ты верен мне?
– Я не могу ответить.
– Мы договорились играть начистоту, – напомнила она.
Он помолчал и сказал:
– Тогда я отвечу – я сомневаюсь.
– То есть ты можешь почувствовать желание щелкнуть пальцами?
– Мы же сейчас играем начистоту. Пэйган почувствовала тупую боль.
– Тогда я отвечаю – нет, – гордо произнесла она, уже чуть не воя от боли. Она отступила от него – злая, разочарованная. – Почему ты так невыносимо высокомерен?
– Ты просила меня быть откровенным. И опять ты позволила своей гордости заслонить от тебя реальную жизнь. – Он пристально смотрел на нее, пытаясь совладать со своим гневом. – Я поклялся, что не позволю тебе вывести меня из терпения.
– Тебя! Вывести из терпения?! – закричала Пэйган.
Абдулла схватил ее за руку.
– Нам пора обоим остановиться, – он с трудом овладел собой. – Нет смысла ссориться по поводу того, что произошло тридцать лет назад.
– По поводу того, что не произошло, ты хотел сказать, – возразила Пэйган с печалью в голосе.
– Того, что может произойти теперь, – мягко настаивал он, осторожно подталкивая ее к кровати.
«Он превосходно демонстрирует то, как можно, делая предложение, не сделать его», – печально подумала Пэйган.
– Абдулла, я не думаю, что подобный брак сможет когда-либо состояться.
Последние огни фейерверка погасли, и на город спустилась темнота.
– Но ты ведь согласишься поехать со мной в Канн? – он решил пойти на временное отступление.
– Если ты все еще хочешь, чтобы я поехала.
– Я думаю, мы оба должны подумать над тем, что можем потерять.
«Что он имеет в виду?» – напряженно размышляла Пэйган, точно так же, как несколькими часами раньше она прислушивалась к чьим-то шагам и не могла понять их направление. Любое направление казалось обманчивым. Но ей необходимо это понять!
– Да, я приеду в Канн, – пообещала она. – Сразу же после благотворительного гала-концерта.
12
ИЮЛЬ 1979 ГОДА
– Мы потратили дополнительно много денег на напитки, организацию приема и лотерею, – заявила шотландская герцогиня, оглядывая бальную комнату. Женщины с обнаженными плечами в ярких платьях из тафты беседовали с мужчинами в рубашках, усеянных бриллиантами, демонстрируя друг другу свои безукоризненные манеры.
Пэйган, лицо которой уже болело от бесконечно раздариваемых гостям улыбок, вполуха слушала беспокойное квохтанье герцогини о том, что в отеле едва ли хватит официантов для такого приема.
– Давно я не видела такого множества тиар, – говорила герцогиня. – Теперь ведь почти никто не носит настоящих драгоценностей. Николь Берминхем рассказывала, что, когда она в последний раз надела свои аквамарины, одна лишь страховка и оплата телохранителей обошлись ей в пять тысяч долларов, так что на следующий день она отправилась прямехонько на Кеннет-Лейн.
Пэйган встревоженно следила за стрелками часов, висевших над дверью. Еще пять минут, и ей придется произнести приветственную речь, а потом сопроводить две тысячи гостей в Королевский театр.
Неожиданно рядом с ней выросла фигура распорядителя.
– Ради Бога, простите! Можно вас на пару слов, миледи?
– Что случилось, мистер Гейтс?
– Я только что разговаривал с господином Циммером, он звонил из театра. Он сообщил, что у них там возникли какие-то технические сложности, что-то связанное с противопожарным занавесом. Поэтому он просил вас объявить гостям, что гала-концерт начнется на час позже, в восемь тридцать. Он просил не беспокоиться: ситуация под контролем, просто инженерам необходимо время.
– Как это неприятно, мистер Гейтс, – произнесла Пэйган вслух, про себя подумав: «Гребаный пожарный занавес!» – Пожалуй, я объявлю об этом прямо сейчас.
Она направилась к подиуму, взошла по ступенькам и взяла в руки микрофон:
– Дорогие леди и джентльмены…
– Занавес должен был подняться десять минут назад, но зал пуст! – в глазах Лили стояли слезы. Перед ней, прильнувшей к щели между полотнищами занавеса, простирались две тысячи пустых мест.
Распорядитель смущенно кивнул.
– Действительно, в театре до сих пор нет ни одного человека.
Даже под массивным слоем грима было видно, как исказилось от боли лицо Лили. Она нервно стащила с правой руки длинную черную перчатку.
– Я не могу в это поверить. – Она покачала головой, и три страусовых пера – корона принцессы Уэльса – затрепетали в ее прическе. – Что могло случиться? – Она прикусила нижнюю губу, пытаясь скрыть волнение, потом стала нервно оправлять телесного цвета облегающее трико.
– Не знаю, – менеджер взъерошил пятерней свои русые волосы. – Гости должны были прибыть по меньшей мере полчаса назад. Но здание совершенно пусто.
Лили в отчаянии топнула серебряным каблучком.
– Пожалуйста, проверьте билеты еще раз! Действительно ли там указано верное время?
– Мы уже проверяли. С приглашениями все в порядке. – Распорядитель выглядел совершенно беспомощным. Благотворительные гала, организованные любителями, это сущий кошмар.
Циммер обнял Лили.
– Не плачь, дорогая, а то испортишь грим. Лучше всего вернись обратно в гримерную. Сташ сейчас выяснит, что за чертовщина там произошла.
Сташ ободряюще кивнул, потрепал Лили по плечу и заторопился к служебному телефону.
Циммер не сомневался, что должно было произойти нечто из ряда вон выходящее – грандиозная катастрофа перед отелем или авария Боинга-707 в районе Пикадилли, но в его обязанности входило прежде всего успокоить звезду.
– Соберись, Лили! Ты же профессионал. В театре происходили истории и похуже. Например, убили Линкольна.