– Гриша, это правда? – изумленно спросил японец.
– Еще какая. Да они и летают прямо над самыми елями, чтобы если что – самортизировать и повиснуть на деревьях. Ель все выдержит. Тут своя технология. Дальний Восток! Мгновенно сливают керосин – и падают в кусты. Пока все живые. Правда, долго потом добираются до этой Гавани.
– Ну, давай за удачу! – произнес Катаяма, слегка шокированный ментальностью русских с их национальными рулетками.
Третий стакан уже был давно на месте, и японец, не сбивая руки, продолжал наливать.
– Хха! Хоррроший настойчик, – проговорил начальник поезда и вгрызся в огурец. Немного закусив, продолжил тему:
– Нет людей. Некому работать. Да нет, люди-то есть! Но нет тех, которые могут работать. Тотальное сокращение, совмещение, кадрирование и кодирование. От алкоголя. Но это не помогает. Кодировать можно только сомнамбул, есть такие кадры. Да они и сами могут кодироваться. Написал на бумажке «Я больше не пью», положил под подушку, а наутро – трезвенник. Но лунатиков таких мало. И деньги с них даром дерут. Ну, а с остальных – тем более. Их кодировка не берет, они же не сомнамбулы. Такой вот фикус. Оттого Федор, например, совмещает в себе должности четырех проводников. Один проводник на четыре вагона. Это нормально?
– Ну, судя по заполнению состава, достаточно, – рассудил Катаяма.
– Согласен, – ответил начальник. – В таком рейсе Федора даже слишком много. Но кроме этого он совмещает обязанности электрика, сантехника, повара и ветеринарного врача.
– А что, есть и такой?
– На этих линиях есть.
– А кто обыкновенный доктор, для людей?
– Я.
– Вы совмещаете должности начальника поезда и врача? Разумно, разумно…
– Еще я совмещаю обязанности ревизора и первого машиниста.
– А кто второй машинист?
– А его нет. Сокращена должность.
– Так кто же сейчас управляет тепловозом?
– Ну, в принципе, я.
Катаяма ошарашено глядел на невозмутимого первого машиниста:
– Как это вы? А кто в кабине?..
– Никого. А что тут такого? Зону медвежьей пассивности прошли. Встречного состава не предвидится. Глухомань. Людей нет. Самолеты на автопилотах летают, а тут какой-то дизель. В первый раз, что ли? Да ты наливай!
– Так что, нас только трое на весь состав и пустая кабина? – не унимался обалдевший Катаяма. Всего он повидал на зоне, но такого вот классического образца пофигизма не встречал. Крепчает народ!
– Трое. Вернее, двое. Ты не в счет. Мы тебя везем.
Впереди по ходу движения что-то громыхнуло. В вагоне свалилась еще одна полка.
– Сбили-таки, наверное, медведяру, – проговорил первый машинист. – Спать надо в отведенных местах. В норах, например. Да нет, в норе они не хотят! Они хотят на шпалах! Ладно, пойду пройдусь в кабину, проверю уровень масла. Вы тут особо не налегайте, я скоро вернусь.
Двое плыли к Солнцу
Небольшая бухта, окруженная лесной поляной с цветущими незабудками, ранним утром сверкала лазурью своей поверхности, застывшей как волшебное зеркало. Кругом стояли сосны. Утреннее небо ещё не пылало раскалённостью раннего лета, а спускало прохладу утренних часов.
— Здесь, — сказал первый и воткнул лопату в землю.
— Здесь, так здесь, — ответил второй, и устало упал в траву.
Копали минут сорок, тяжело дыша и выбрасывая комья земли из углубляющейся ямы.
— Всё, — сказал первый. – Я думаю, достаточно.
— Достаточно, так достаточно, — ответил второй и прислонился к стволу развесистой катальпы, затесавшейся между сосен. Поднял глаза к небу, где плыл ястреб.
Два портфеля и одна сумка полетели в глубину вырытой воронки. Первый обыскал карманы, вытащил мобильный телефон, ключи от машины, документы, и всё кинул в яму. Второй сделал то же самое и кинул в яму даже джинсы, оставшись в спортивных шортах. Первый аккуратно снял костюм, уложил его в пакет и опустил в глубину тайника.
Принялись молча закапывать. За десять минут зашвыряли яму и разровняли поверхность. Устало сели на траву возле куста эхинацеи. Молча смотрели на море и на разгоравшийся восход.