– Нет, сами вы никогда мне о том не говорили, – сказала Милли. – И я имею в виду, – продолжила она, – не те двадцать четыре часа, когда мне было по-настоящему плохо, когда ваша беседа с глазу на глаз была бы совершенно естественна, а то время, когда мне стало лучше, – то, что вы сделали прямо перед отъездом домой.
Миссис Стрингем продолжала допытываться:
– Кто же тогда сказал вам, что я с ним виделась?
– Да нет, сам он мне ничего не говорил. А вы даже потом не написали мне об этом. Мы теперь говорим с вами об этом впервые. Именно поэтому! – объявила Милли, и что-то в ее лице и голосе в следующий момент подсказало ее старшей подруге, что Милли на самом деле ничего не знала, что она только предполагала, но ее выстрел наугад попал в цель. И все же – почему ее мысли занимал такой вопрос? – Но если вы не вошли к нему в доверие, – улыбнулась девушка, – то все это не имеет значения.
– Я не вошла к нему в доверие: ему нечего было мне доверить. Но что такое? Вы не очень хорошо себя чувствуете?
Старшая из женщин искренне добивалась правды, хотя вероятность того, о чем она спрашивала, вряд ли казалась реальной, свидетельство чему – долгое восхождение, недавно с удовольствием совершенное Милли. Лицо девушки всегда оставалось бледным, однако ее друзья научились не принимать это во внимание, тем более что оно часто оказывалось самым живым и светлым, если, на поверхностный взгляд, не самым прекрасным. Милли некоторое время продолжала загадочно улыбаться.
– Я не знаю, по правде говоря, не имею ни малейшего представления. Но было бы неплохо выяснить.
В ответ на это сочувствие миссис Стрингем вспыхнуло ярким пламенем.
– Вас что-то беспокоит? Болит что-нибудь?
– Ни в малейшей, самой крохотной степени. Но иногда я хотела бы знать…
– Да, знать – что именно? – настаивала наперсница.
– Много ли я успею получить.
Миссис Стрингем пристально смотрела на нее:
– Получить много – чего? Ведь не боли же?
– Всего. Всего – от того, что у меня есть.
И снова, обеспокоенно, осторожно, наша приятельница продолжала допытываться:
– У вас ведь есть всё, так что, когда вы задаете вопрос, «много ли я успею получить»…?
– Я только хочу знать, – прервала ее Милли, – долго ли я смогу этим пользоваться? То есть если я все это получу.
В результате Милли привела в полнейшее недоумение или, по меньшей мере, совсем запутала свою подругу, которая была растрогана – всегда бывала растрогана – какой-то беспомощностью, сквозившей в грациозности девушки, в угловатости ее движений, тем не менее как бы полузамечая в ее глазах что-то вроде насмешливых огоньков.
– Если вы получите какой-то недуг?
– Если я получу всё! – Милли рассмеялась.
– Ах вот что – как почти никто другой.
– Тогда – как надолго?
Глаза миссис Стрингем молили ее, она подошла к девушке поближе, обняла ее настойчивыми руками.
– Вам хочется кого-то повидать? – А потом, поскольку Милли в ответ лишь медленно покачала головой, предложила, теперь выглядя несколько более сознающей, о чем речь: – Мы сразу обратимся к самому лучшему из докторов, живущих поблизости. – Но предложение тоже было встречено всего лишь долгим задумчивым взглядом небезусловного согласия и молчанием, приятным и рассеянным; это оставило все вопросы открытыми. Наша приятельница решительно утратила самообладание. – Скажите же мне, ради бога, если вам что-то причиняет страдания.
– Я не думаю, что у меня и правда есть всё, – сказала Милли, как бы в качестве объяснения и как бы желая высказать это по-прежнему приятно.
– Но что, ради всего святого, могла бы я для вас сделать?
Милли обдумывала вопрос и, казалось, уже готова была что-то сказать в ответ, но вдруг передумала и выразилась иначе:
– Дорогая, дорогая моя, я просто… просто очень счастлива!
Это их сблизило, но одновременно подтвердило сомнения миссис Стрингем.
– Тогда в чем же дело?
– В том-то и дело. Я едва могу это вынести.
– Но чего же, по вашему мнению, вы так и не получили?
Милли подождала еще с минуту и вдруг нашлась с ответом, да к тому же нашла силы, чтобы выказать при этом хотя бы смутную радость:
– Энергии противостоять счастью от того, что получила.
Миссис Стрингем восприняла это во всей полноте: с ощущением, что таким ответом от нее «отделываются», с возможно – вероятно – скрытой в нем иронией, и ее нежность нашла себе новое выражение в мрачном вопрошании вполголоса: