Лорд Марк явился к Милли перед обедом, его привела не миссис Лоудер, а привлекательная девушка, племянница этой дамы; она сидела теперь у другого конца стола, с той же стороны, что и Сюзи; лорд Марк привез Милли на Ланкастер-Гейт, и она собиралась расспросить его о мисс Крой, той самой привлекательной девушке, что была практически прислана ей на показ – впрочем, теперь в совершенно великолепном виде, но уже во второй раз. Первый же раз, всего тремя днями раньше, имел место по случаю ее с тетушкой визита к обеим нашим героиням, и тогда Кейт произвела на них огромное впечатление своей красотой и возвышенностью души. У Милли это впечатление не изменилось и теперь, и, хотя ее внимание в то же время откликалось и на все остальное, глаза ее главным образом были заняты Кейт Крой, если только не были заняты Сюзи. Более того, глаза этого замечательного создания с готовностью отвечали на ее – Милли – взгляд: теперь мисс Крой встала в ряд замечательных созданий, и Милли представлялось, что это – часть молниеносного успеха гостей из Америки, что, вопреки первоначальным расчетам, ей нужно будет проявить готовность осознать – мило, откровенно осознать возможности, даримые им дружбой. Милли, в качестве гостьи, легко и грациозно сделала обобщение: английские девушки обладают особой, строгой красотой, особенно ярко видной в вечернем наряде и особенно – вот ведь что поразительно! – как в случае с этой девушкой, когда вечерний наряд именно таков, каким должен быть. Это замечание она целиком приготовила для лорда Марка, когда, через некоторое время, об этом сможет зайти речь. Казалось, она уже сейчас видела, что у них будет много такого, о чем сможет зайти речь: явно занятая своим другим соседом, хозяйка часто оставляла их двоих без своего внимания. Другим же соседом миссис Лоудер был епископ Маррамский – настоящий епископ, каких Милли никогда в жизни не видела, в ужасно сложном костюме, с голосом, звучавшим как старинный духовой инструмент, и с лицом, словно взятым с портрета какого-нибудь прелата; тогда как джентльмен слева от нашей юной леди, джентльмен грузный, толстошеий и, видимо, полностью лишенный воображения, смотрел прямо перед собой и, словно не желая, чтобы его отвлекали пустыми словесами от намеченной цели, явно рассчитывал, в качестве вознаграждения, завладеть лордом Марком. Разобравшись во всем этом – она даже почувствовала что-то вроде радостного возбуждения оттого, что так быстро «попала в струю», – Милли увидела, как оправданны были и ее мольба о людях, и ее любовь к жизни. В тот момент не казалось затруднительным – хотя виды на будущее, как представлялось, говорили об обратном – прямо войти в поток или, во всяком случае, постоять на берегу. Оказалось совсем легко подойти поближе – если они действительно подошли, – и все же окружавшие ее стихии теперь сильно отличались от всех ее старых, давно знакомых стихий, и были они по-настоящему яркими и необычными.