Кужелев же сразу ухватил чертежи лафета и повлек Баглира к Вильбоа. Фельдцейхмейстера, разумеется, застали в Арсенале, отчего-то злого и красного лицом.
— Не суйте мне всякую шуваловскую дрянь! — раздраженно прикрикнул он, и повернулся к офицерам задом.
— Ну и пошел в ж… — негромко добавил Кужелев. Но так, что Вильбоа услышал.
Опытный образец лафета было решено создавать из сэкономленных материалов. Одну гаубицу при испытании разорвало — на нее и списали.
Между тем Миних вспомнил про своего порученца.
— У меня есть интрига против Бирона, — заявил он, — но для нее ты мне нужен в лейб-кирасирском полку. У тебя с лошадьми по-прежнему?
Баглир похвастался своими успехами — и стал капитан-поручиком лейб-кирасир. Конноартиллеристы приняли его решение легко, поскольку с кирасирами дружили. Те тоже были шуваловским детищем. Поэтому, когда, сверкая новеньким доспехом, Баглир подъехал к воротам части на Искорке, недоумевающей, отчего хозяин так потяжелел, никакой катастрофы не произошло. Лошадей подготовил Комарович, каким способом — Бог весть.
Командир полка, подполковник фон Фермойлен, заметив, что все эскадроны разобраны, предложил Баглиру, как бывшему статскому чиновнику, единственную в полку штатную офицерскую вакансию — должность, хотя и соответствующую его чину, но настолько хлопотную и бумажную, что пустовала она от самого формирования полка, хотя в недавнее время все штабные посты были — нарасхват. Еще бы! При новом императоре, оказалось, нельзя было просто числиться в полку. Необходимо было исполнять соответствующую чину обязанность. Но эта должность была не менее трудна, чем командование эскадроном и, в отличие от хозяйственных постов, дохода не приносила. Так что Баглиру пришлось стать начальником отчетного отделения квартирмейстерской службы полка и принять под команду пару положенных по штату писарей. Первое время пришлось дневать и ночевать в расположении полка, осваивая непривычный бюрократический труд.
Кроме того, навалилась орда совершенно непредвиденных забот. Оказалось, нанимать квартиру в городе офицеру не принято. Необходимо иметь собственный дом в полковой слободе. Баглир поначалу вообще не понимал: да в регулярной ли он армии? Тем более после резкого ужесточения уставов. Но, покопавшись в шнурованных, обгрызенных мышами книгах — за таковую порчу его предшественники получали штраф в размере полугодового оклада, — и поговорив с полковым квартирмейстером, понял причины такого устройства.
Каменные казармы были слишком дороги. А среди солдат было немало женатых. Иных еще до рекрутирования, иные оженились уже служа в полку. Таким жить в казарме было неудобно. Вот и рубили сами же солдаты обычные избы, в которых и жили. При избах находились огороды, хаживали куры, утки, гуси, надутые индюки. Хозяйства были не личные — артельные, по десяткам. Отдельное хозяйство находилось при госпитале. Все это попросту помогало прокормиться, обеспечивая летом — свежатиной, зимой — солениями.
Нет, особых проблем с пищей земной у солдат не было. Просто в казенных порционах не имелось овощей. А вообще казна кормила кирасир досыта, и даже чуть поверх. Особенно это касалось офицерских порционов. Когда Баглир увидел, сколько провианта назначено для потребления исключительно ему, то огорошил всех заявлением, что столько не съест. Еще бы! Ему, как капитан-поручику, причиталось в день двадцать фунтов хлеба, два фунта гречневой крупы — такую прислали из городского провиантского арсенала — и десять фунтов мяса. А также четыре пинты пива и штоф водки. И при таких нормах сослуживцы впечатления обжор и алкоголиков отнюдь не производили!
Над Баглиром беззлобно посмеялись.
— Сразу видно, что ты не австриец, — сказали ему, — у них такая же система.
Еще бы, Петр Великий, устраивая регулярную армию, попросту переписал австрийские уставы. Отсюда и чудовищные нормы. Но никто из офицеров не роптал. Потому что, от излишков позволялось письменно отказаться, и получать деньгами их рыночную стоимость. Так же, как стоимость содержания лишних, но предусмотренных уставом лошадей и денщиков. Выходила неплохая прибавка к жалованью.