Стрела вздохнула и, вытерев слезы, перевернулась на другой бок, закрыв глаза.
-Все. Теперь спать-спать, - шептала она.
Тук-тук-тук! – стучали на стыках колеса железнодорожного пассажирского вагона. Согнувшись и закутавшись в теплую куртку, лежа в «собачьем» ящике, Стрела улыбалась, вспоминая лицо своей стервы воспитательницы, когда та увидела, разорванное изрезанное и измазанное дерьмом свое дорогое итальянское платье. О, это был самый счастливый день в жизни, за последние годы, не считая вчерашний, когда она получила из рук хмурой милицонерши свой заветный документ. Документ, позволявший ей купить билет, устроиться на работу, снять жилье. Наконец-то свобода! Наконец-то она может распоряжаться своей жизнью сама! Под стук колес Стрела пригрелась и уснула. Она впервые улыбалась во сне.
Резкий стук и рывок. Она очнулась, уже падая, но собралась и спрыгнула, встав ногами на землю. В предрассветной мгле увидела разъяренное лицо мужчины в темном пальто со знаками железнодорожника.
-Ты что тут делаешь, а? – зло шипел он, крепко держа за ворот куртки. Стрела дернулась, но захват был слишком силен.
-Дядечка! – захныкала тоненьким голоском, - Отпустите меня! Я больше не буду!
И засопела, выдавливая из себя слезы. Но их не было. Тогда она срочно мусолит во рту палец и проводит им по щекам, изображая истерику. Но сейчас, почему-то, это не проходило. Всегда проходило! А сейчас жесткие пальцы мужика не отпускали ее ворота, а только все больше подтягивали к себе, и ей уже надо было вставать на цыпочки.
-А-а-а! – захрипела Стрела, чувствуя, как перетягивает горло.
-Отпусти, гад! Что тебе надо! – зло шипела она, хватаясь за свой ворот.
-Счас и отпущу, дрянь! – отрывисто говорил проходчик. И потащил ее, уже подхватив другой рукой за куртку и плечо. Ноги едва перебирали шпалы, спотыкаясь о рельсы. Он втянул ее на платформу и поволок к входной вокзальной двери. Втолкнул в небольшой грязный зальчик, где храпели и свистели на все лады мужики и бабы, привалившиеся к спинкам вокзальных лавок, держа под головами мешки и облокотившись на твердые чемоданы и коробки, перетянутые веревками.
-Пусти, тебе говорю! – пробовала оторваться от него Стрела, но тот молча упрямо тащил ее к двери, на которой была табличка «Милиция». Открыл ее и втолкнул в комнату, провонявшую табаком и пивом. За столом, облокотившись на его край, сидел толстый милиционер и смотрел на ввалившуюся пару прищуренными маленькими глазками. Его недовольное лицо говорило, что напрасно потревожили таким ранним утром, когда еще целых четыре часа до смены.
-Вот. В собачьем ящике сидела, стерва! – тряхнул ее за ворот дядька, -Видать сбежала из дома, мелкая тварь! Надо что-то делать! – и замолчал, выжидательно глядя на милиционера.
Тот откинулся на спинку стула и уперся руками в край стола.
-А документы у тебя есть, красавица! – спросил, ощерив рот в едкой улыбке.
-Нет у меня документов, дядечки! – вновь запела она тоненьким голоском.
-Если бы был паспорт, то я бы купила себе билетик, а так нет.
-И куда же ты ехать собралась? – продолжал щериться он.
-К тетке, на Урал. Мамка померла, а более никого нет, - промямлила она и захныкала, - Дядечки, миленькие, отпустите меня, пожалуйста!
-Отпусти ее, - вяло приказал милиционер, - Пусть чешет, куда хотела, а мне это ни к чему, всяким сбродом заниматься. Потом отписывайся сутки.
-Отпусти ее! – крикнул зло и стукнул по столу кулаком, - Кому говорю! Болван!
Проходчик выпустил куртку из рук и плюнув с досадой, повернулся и вышел, ругнувшись на прощанье.
-А ты что стоишь? – вытаращил на нее глаза, - Брысь, отсюда, мелочь!
Стрела развернулась и выскочила из дверей. Кинулась к своему поезду, где в собачьем ящике все еще лежал ее рюкзачок со всем ее скарбом, хлебом и деньгами. Но пока ее таскали за ворот, поезд ушел, и она осталась стоять на путях, утирая уже настоящие слезы. Ей было жаль своих так долго копившихся денег, статуэтки «Пастушка игравшего на дудочке», все что осталось от внезапно умершей матери, теплых вещей и твердых сухарей, лежавших в холщовом мешочке. А главное. Там лежал ее паспорт! Она взвыла. Столько прошла, столько ждала и вот – все напрасно! Разом оборвались все ее мечты о будущей жизни.
Она прошла на платформу и села на скамью, плотнее укутавшись в темную длинную куртку, на размер больше, что выдавали всегда в детдоме каждому из поступивших.