- А ты, что же, не хочешь поздороваться с проходящим сквозь стены? Разве у тебя нет желаний? - спросила я, когда мой спутник вернул мне смартфон. – Или ты скептик и не веришь в волшебство?
- У меня есть желание. Ты хочешь знать, во что я верю? Я верю, что исполнение наших желаний зависит от нас самих, - произнёс Михаил серьёзно и, подойдя к памятнику, уже шутливо обратился к нему. - Так что, извини, приятель, я как-нибудь сам.
Я среагировала мгновенно. Стыдно, как же стыдно! Человек ясно дал мне понять, что не любит фотографироваться. Уж не знаю, какова причина, у всех нас свои тараканы в голове. Но мне так хотелось иметь на память о нашей встрече хотя бы одну его фотографию. И я, пока Миша “общался” с бронзовым мужчиной, тайком сделала фотку.
- Двигаемся дальше? – обернулся парнишка, и я чуть не выронила из рук смартфон, испугавшись быть застигнутой за своим “преступлением”.
Фу, кажется, он ничего не заметил. Я поспешно сунула телефон в сумочку, не имея возможности сразу проверить качество получившегося снимка, и заторопилась вслед своему спутнику, который уже успел сделать несколько шагов в сторону, следуя своему маршруту.
Площадь Тертр ворвалась в сознание нестройным хором голосов и птичьего гомона, яркой разноцветной палитрой и благоуханием, состоящим из смеси запаха красок и аромата цветов. После относительно тихих и малолюдных улочек, эта оживлённая площадь показалась Вавилонским столпотворением, где всё и вся находилось в движении, мелькая перед глазами, как картинки в калейдоскопе. Но стоило приглядеться, как сразу стало понятно, что всю суету и шум создают, по большей части, туристы. Хозяева же, художники, расположившись на площади со своими мольбертами и этюдниками, наоборот, были степенны и с философским спокойствием продолжали творить, невзирая на всё, происходящее вокруг. Я ухватилась за локоть Миши, опасаясь потерять его из виду в этой круговерти, и только почувствовав его близость, смогла оценить всю прелесть представшей перед нами картины.
Двигаясь вдоль рядов выставленных пейзажей, натюрмортов и портретов, я случайно натолкнулась взглядом на изображение женщины, выполненное пастелью. С портрета на мир смотрело красивое лицо с живыми блестящими глазами и чуть приоткрытыми губами, с которых, казалось, вот-вот готовы слететь слова. Какое восхитительное мастерство! Я перевела взгляд на художника, сидящего рядом на складном стульчике. Цветастый жилет, шёлковый шейный платок, повязанный с безупречной аккуратностью и красный бархатный берет смотрелись на крупной фигуре мужчины за пятьдесят колоритно и импозантно. Их владелец, в свою очередь, обводил меня взглядом, оценивая с профессиональной точки зрения. От смущения я спрятала лицо на плече Михаила, чувствуя, как тёплой волной щёки заливает румянец.
- Силь ву пле, мадмуазель, - неожиданно произнёс художник, выставил рядом второй раскладной стульчик и сделал приглашающий жест рукой, сопроводив его очаровательной улыбкой.
- Садись, это займёт не больше двадцати минут, - слегка подтолкнул меня под локоть мой спутник. – Не каждого приглашают быть моделью.
- Наверно, это дорого стоит, - прошептала я на ухо парню, с опаской поглядывая на предложенный мне стул. – Вдруг у меня денег не хватит? Неудобно получится.
- Твой портрет будет его рекламой, так же, как портрет этой женщины. Поверь, твоё лицо будет настоящим украшением этой площади. И денег он с тебя не возьмёт.
И откуда он всё знает? Я переводила нерешительный взгляд с Миши на художника и обратно, а оба мужчины ободряюще кивали мне головой. Слова Михаила большой ложкой мёда размазались по тонкому ломтику моей души. Приятно было слышать, и очень хотелось верить. Ладно, посмотрим, какое из меня получится украшение.
Я уселась на стул, художник приступил к созданию шедевра, а парнишка встал позади, склонившись почти к самому плечу мужчины. Пастельные карандаши замелькали в руках мастера, а Михаил внимательно наблюдал за процессом, то поднимая глаза на меня, то опуская на лист бумаги, будто сравнивая оригинал и создаваемую копию. Меня немного удивило, что художник не возмутился столь откровенным вмешательством в его работу, но я решила, что он просто слишком увлечён, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Спустя минут двадцать, художник заменил лист на мольберте и снова карандаши принялись за дело.
Наконец, встав со стула, мужчина прикрепил рядом с портретом, который произвёл на меня такое сильное впечатление, и мой портрет. Я смотрела на него и поражалась не столько мастерству исполнения, сколько неожиданному прочтению автором моей внешности. Неужели я такая? Неужели я, действительно, такая… красивая? Рука сама собой потянулась к сумочке, захотелось достать зеркальце, чтобы сравнить реальность и эту живописную сказку.