— Здравствуйте, Антипья, — поздоровался Рейнджер.
Старуха медленно подняла голову и сквозь темноту, которая разделяла стоявших в дверях мужчин и стол с горящей свечой, попыталась рассмотреть гостей.
— Знакомый голос. Максим, это ты, милок? И профессор с тобой? Кажется, я не зря тут мучаюсь с этими проклятыми ожогами.
— Да, это мы. Что с тобой случилось, Антипья? — спросил Виктор и направился к знахарке, чтобы ее осмотреть.
— Дак экология такая, — продолжала Антипья, — наплодили в наше время демонов, дак вот до сих пор аукается. Да и сама я глупая стала, старая и неаккуратная.
Виктор осмотрел ожоги женщины, водянистые пузыри, местами огромные, что вздувались на ее лице и руках. Некоторые уже полопались и стали очень болезненными, но женщина мужественно терпела и не подавала виду, что страдает.
— Сильно болит? — все же спросил профессор.
— Сильно, Виктор, и знаешь ведь, в чем гадство — оно сразу то и не болело. Я и расслабилась. Боль пришла позже. Но к вам-то, милочки, если на вас такая штука попадет, боль придет очень быстро — у вас ведь внутриклеточный обмен гораздо быстрее, чем у людей.
— О чем ты, мать? Расскажи, не томи, что с тобой случилось? — попросил Рейнджер.
Старуха Антипья налила себе чая из старомодного самовара, аккуратно вдохнула горячий пар и принялась рассказывать…
Давным-давно, когда я еще была молодой беззаботной девушкой, жили мы с родителями в одном южном регионе нашей необъятной страны. Я работала в опытном колхозе имени Ленина. Кажется, по всей стране были такие колхозы. Дак вот, в нашем-то колхозе было много-премного коров, их надо было кормить, чтобы планы выполнялись, и страна в мясе да молоке нужды не знала. Ученые мужи, ботаники эти несчастные, искали способ вырастить такую чудо-траву, которая бы росла на любом поле и выживала даже в самых тяжелых условиях. И чтобы высокая была, да массу зелени имела большую. И вот один из этих мужей, черт бы его побрал, нашел такую траву в горах кавказских, привез ее на нашу землю и засеял ею все поля, что ему дали. Трава оказалась и вправду чудесная, росла быстро, высотой была в три метра, да со стеблями толстыми, что рука у подростка. В соке травы той много сахару было, почти как в сахарном тростнике. Коровы ее ели с большим аппетитом и молока давали много. Но были у той чудо-травы и недостатки: во-первых, молоко коровье горчить стало, ибо сок травы этой был очень противный. А второй, самый главный недостаток — то, что люди, которые работали в поле, если неаккуратно обращались с травой, получали страшные ожоги. Коварная она, травушка-то: сок попадет на тебя, и сначала ничего не происходит, не чувствуешь ты боли, а потом, если под солнцем побудешь — резко так пузырь надувается, спустя время лопается и болит жутко. А если не лечить — шрамы оставались страшные. Все потому, что трава эта лишает человека естественной защиты от ультрафиолета!
Ну а потом мы с дедом Макаром познакомились, и я из колхоза уехала. Сюда перебралась, к горам поближе. Эх, какая у нас жизнь была с дедом! Любовь какая была! Не то что у нынешней молодежи. Ну, впрочем, я отступаю от темы.
Много лет прошло с тех пор. Колхозы развалились, поля забросили, и чудо-растение это пошло захватывать все свободные земли. Где только семечко упало — там прорастает листик, а на следующий год стебелек, да с зонтиком таким. И вот с этого зонтика уже тысячи семечек разлетаются по всей округе. Так и добрался до наших краев этот чудо-цветок. Борщевиком Сосновского его зовут. Летом, когда поля и луга наливаются зеленью, а в лесах наших пасутся дикие лошади, я спускаюсь в долину да собираю аккуратно его стебли. Ведь все, что сахару много содержит, бродит хорошо. А что бродит хорошо — то и душе приятно, когда в рот попадает. В общем, поставила я браги много на нем. Ну мне и самой горло обогреть зимой холодной, да и путников отпоить, а то они вечно еле живые сюда приходят. Стучатся, помоги, мол, нам, бабушка, обогрей, а я их чем обогревать-то буду? В общем, недавно заявились ко мне два таких странных типа, на снегоходе приехали на гору, черт их знает как забрались. Но да не стала я их о том спрашивать. Но смекнула: вашего они роду-то, вампирского. Но только странные какие-то. Вы-то ребята хорошие, старуху не обидите. Вы мне и дров, вон, носили, и лекарства, и еду. А эти черти с порога хамить начали. Мол, давай нам, бабка, средство какое-от вампиров. А я им и говорю: нет у меня такого средства, ведь раньше-то вампиры были уязвимые — потому что жадные, а сейчас вроде как поумнели, да и света бояться перестали, серебра тоже, и трав-настоек никаких я не знаю. А они все на своем стоят. В общем, я им выпить предложила да поговорить. Стою я с бутылкой самогонки, значит, борщевичной, а они давай толкаться, хватать меня, грубить. Крылья растопырили, зубы кажут. Ну а я старая уже: ни увернуться, ни сдачи сдать, так у меня бутылочка из рук и выпала. Упала на пол да и разбилась, облила брызгами все вокруг. Оттуда у меня эти ожоги и остались. Но ладно ожоги мои, молодцы-то эти — как на них сок попал, они, как газета в печке, сразу и сгорели, за секунду буквально. Но от газеты-то хотя бы толк есть — тепло да розжиг для дров. А эти-то совсем бестолковые. Остались от них только одежки, очки да этот снегоход.