Губы мои пересохли, зубы скрежетали друг о друга. Слезы текли ручьем. Я сделала глубокий вдох. Тепло наполнило легкие, и я смогла чуть привстать. Курточка сестры упала на пол. И вот я, такая сильная и красивая, стояла под солнцем и ждала смерти.
Но ничего не происходило. Лучи скользили по телу… уже совсем не больно. Я не сгорала больше.
И я поняла.
Чтобы быть сильной, не нужны условия!
Я прекрасна, сильна и никто не вправе указывать мне, что нужно делать! Лишь я это решаю!
Сестренка плакала от счастья, прыгала в свитере на морозе, даже не поднимая свою курточку. Мне становилось тепло от ее счастья, хорошо. Я победила благодаря тому, что Настя в меня верила! Я никогда в ней не сомневалась, и она меня не подвела.
А сомнения в собственных силах чуть не угробили меня.
Настя тоже никогда во мне не сомневалась. Может, это свойство всех людей, а может, я слишком сильно поддавалась влиянию извне, но теперь этому конец. Ведь что бы ни случилось, я всегда свободна в выборе, если верю в то, что он не зря. Ради сестры, ради родителей, ради себя я обрела свободу и теперь могу быть собой. Чего бы мне это ни стоило.
Я подняла курточку и надела на Настю. Посмотрела в ее счастливые глаза, легонько сдвинула красивые локоны и крепко обняла. Мы стояли так, наслаждаясь самым теплым утром в этом холодном зимнем городе. Собрав всю волю в кулак, я решила, что сегодня все исправлю.
Глава 7
Греку хотелось рвать на себе волосы, хотя внешне он был абсолютно спокоен, словно танк, у которого где-то в боекомплекте тлел уголек, грозивший в любой момент подорвать все. Грек словно наступил на старые грабли, и они со всего размаху ударили его в лоб.
Давным-давно они вместе с Максом Рейнджером вступили в борьбу с организованной преступностью. Их было двое на весь этот огромный район с множеством криминальных элементов. В те годы бандитизм цвел буйным цветом. Люди делили все что можно: от маленьких киосков со жвачкой до заводов. И казалось, что всему этому безумию противостояли только они с Рейнджером.
Однажды они поехали на вызов. Стоял июль. В участке было невыносимо душно. Кондиционеры тогда были непозволительной роскошью, и молодым операм приходилось довольствоваться дедушкиным вентилятором. Они долго продумывали план, готовились. Когда мотор старенького полицейского уазика мерно зарычал, Грека пошел в участок забрать свой табельный пистолет. И именно в тот момент в его кабинете зазвонил телефон.
Это была она! Его любимая Тамара. Юная горячая красавица, о которой он грезил дни и ночи. И сегодня она позвонила ему сама и пригласила погулять. «Это хороший знак», — подумал Грека, попросил Тамару подождать и вернулся к Рейнджеру. Он не стал обманывать — не умел этого делать, — и честно объяснил Максу, что для него это, возможно, единственный шанс добиться расположения Тамары. И Макс его отпустил. Но на доводы отложить операцию ответил жестко: «Нет. Мы не можем откладывать защиту честных граждан». И хоть, как казалось в тот момент Греку, честных граждан вокруг было не так много, заставить Рейнджера отказаться от операции он не мог. Пока Грека бегал к телефону, чтобы передать Тамаре хорошую новость, Макс укатил в ночь один.
Грека же испугался. Смеркалось, пахло летними цветами, в траве стрекотал сверчок… И лишь далекий гул скоростной магистрали напоминал тогда еще юному Греку, что он находится в черте города.
Эти запах и звук стали триггером для чувства вины перед Рейнджером и всеми, кто знал и не знал о том, что он сделал.
Рейнджер в ту ночь не вернулся. Не вернулся он и через неделю. Просто пропал. Его машину нашли, но в ней не было ни следов крови, ни пуль — абсолютно ничего. Как и вокруг нее. Все, кто в тот вечер был там, словно в воду канули.
Грека проклинал себя так, что не смог встречаться с Тамарой. Греке казалось, что он вот-вот слетит с катушек от чувства вины и стыда за свой поступок.
Рейнджер вернулся внезапно утром такого же июльского дня. Он прекрасно выглядел, словно помолодел на несколько лет. Хорошо одетый и какой-то необычайно красивый, он зашел в кабинет, где уже целых две недели не мог найти себе места Грека.
— Здравствуй, мой дорогой напарник! Прости, что я пропал. Так получилось. Я не могу рассказать больше, — с улыбкой сказал Рейнджер.
Он положил на стол рапорт об увольнении.
— Рейнджер, прости меня, пожалуйста, я места себе не находил. Мы всех подняли на уши, но ты как в воду канул. Тебя приехали искать опера из главка. Я верил… верил, что ты жив! — возможно, первый и последний раз растрогался Грека и бросился обнимать напарника.