Он вышел в ночь, и я, подождав некоторое время, осторожно последовала за ним. Прума уже нигде не было видно. Я с удовольствием вдохнула холодный и чистый, свободный от запахов зверинца воздух свободы. Впрочем, прежде чем окончательно оказаться вне власти своих врагов, следовало миновать сгрудившиеся возле сараев повозки. Они располагались уже не кольцом, а сдвоенным углом, и внутри этого угла потрескивал небольшой костерок. Вокруг него стояли несколько ящиков и валялись доски, приготовленные, но не скормленные пламени; над огнем, удерживаемый двумя врытыми в землю немощеной площади рогатками, висел горизонтальный железный прут. Должно быть, еще недавно балаганщики готовили здесь ужин и грелись у костра, но теперь ушли спать в вагончик, опрометчиво оставив огонь догорать.
План возмездия созрел моментально. Я выбрала самую толстую из валявшихся у костра досок и подперла ею дверь вагончика. Затем приспособила для этой цели и другие доски, которым хватило длины. Для пущей гарантии я использовала и прут, ухватив его за конец завернутой в полу одежды рукой. Теперь дверь не смогли бы выбить изнутри и сильные мужчины, во всяком случае, за короткое время. А для того, чтобы сгорел деревянный фургон, много времени и не надо…
Я уже выхватила из костра горящую головню и направилась к вагону, предвкушая, как будут вопить и корчиться в огне мои враги. Те, кто держал меня в клетке как животное, кто заставлял меня день за днем, декаду за декадой терпеть самое страшное унижение в моей жизни…
Но тут мне пришли в голову два соображения. Первое — что там мог находиться и Прум. Это было, впрочем, практически исключено — я знала, что он спит не здесь, Гарвумы считали ниже своего достоинства делить один вагончик с ним, нанятым для самой грязной работы. Второе соображение, однако, было куда более весомым. Если я устрою пожар, в котором заживо сгорят несколько аньйо, полиция тут же займется этим делом. Что называется, по горячим следам. И сразу же установит, что это был поджог и что среди экспонатов зверинца не достает крылатой, о которой сообщалось в афишах и которую многие видели днем. Дальше будет сделан очевидный вывод и начнется охота. А имперская полиция куда дотошней ранайской и так легко от меня не отстанет; просто покинуть город будет недостаточно. Будь у меня деньги, тйорл, оплаченное место на корабле, да хотя бы приличное оружие — меня бы это не остановило. Но у меня не было ничего, и я не знала, как скоро смогу удалиться от Лорна на безопасное расстояние. С другой стороны, простым побегом из зверинца полиция заниматься не будет. Все-таки, несмотря на отдельные экзотические исключения — в каковые меня угораздило попасть, — института рабства в метрополии давно нет, а значит, нет и системы охоты за беглыми рабами. Если бы сбежал опасный хищник, тогда другое дело, а если аньйо — это проблема исключительно тех, кто за ним недоглядел.
Хотя на самом деле аньйо опасней любого хищника, что я только что собиралась продемонстрировать…
Но не собралась. Мне было чертовски досадно оставлять их безнаказанными, но благоразумие все же взяло верх над жаждой мести.
Я оставила дверь подпертой досками (пусть-ка помучаются, выбираясь из вагончика утром!), но железный прут взяла с собой — хоть какое-то оружие. Я сунула его в рукав пальто и придерживала пальцами, чтобы не выпал, но если что — он удобно соскользнул бы прямо в ладонь. Поспешно пройдя мимо повозок, я нырнула в первый же переулок.
Свободна! Наконец-то свободна! Мне хотелось петь и танцевать прямо на мостовой. Но на самом деле время для хореографических упражнений еще не настало. Мне все еще нужно было пересечь океан, но нечем было заплатить даже за кусок хлеба. К тому же начался брачный сезон, самая опасная пора в году, а у меня не слишком хорошо с оружием.
Я припомнила илсудрумские обычаи. Надо сделать белую ленточку. После некоторых усилий мне удалось оторвать полосу ткани от полы моей рубашки. Конечно, белой ее можно было назвать весьма относительно, но за неимением лучшего… Я свернула ее вдоль, чтобы выглядело аккуратнее, и обвязала вокруг головы.
В цивилизованную эпоху, когда аньйо наконец поняли необходимость бороться с безумием брачных сезонов, у разных народов появились разные способы заключения брачного поведения в какие-то рамки. Сезонные признаки появляются у женщины независимо от ее воли, поэтому, поскольку инициатива традиционно исходит от мужчины, понадобились дополнительные атрибуты, обозначающие женское желание либо его отсутствие. В Ранайе в брачный сезон женщина, которая ищет знакомства с мужчиной, носит красную ленту на голове или на плече, или красный платок на шее, или красный шарф, или красный пояс; домогаться ранайки, не имеющей такой детали в одежде, — не просто дурной тон, но и нарушение порядка, за которое виновный может загреметь в тюрьму до конца сезона. В Илсудруме действует обратный принцип — специальные атрибуты в виде белой ленты носят женщины, которые не хотят сексуального внимания со стороны мужчин. Разумеется, вне брачного сезона (а у мужчин — и во время его) красные и белые ленты тоже могут носиться, но никакого особого значения не имеют.