Острыми иглами в уши и сознание воткнулся искажённый телепатическими помехами возглас:
… а ну стоять…!
Кай поскользнулся и плашмя шлёпнулся на живот.
Эй… больно же…!
Пальцы схватились за холодный асфальт, и он попробовал подняться, но что-то с силой толкнуло в спину чуть ниже лопаток, припечатав обратно к земле.
Не дёргайся… Сиди, где сидишь…!
Вообще-то я лежу…
Ещё тычок.
И хватит уже меня бить…!
Артём вцепился, как клещ, сплетя свои каналы с его так туго, что в глазах поплыло… Сумев поймать, этот не выпустит…
Не придирайся к словам…! Будь тут и жди меня…
Кай тряхнул головой, пытаясь вернуть на место раскачивающуюся, как плот, картинку, и повторил про себя, как мантру: дом… лестница… асфальт… машины… дерево… ворота… сейчас восемь шестнадцать утра… вторник… двадцать третьего октября две тысячи восемнадцатого года… раз… два… три… возвращайся…
Картинка нашла точку фокуса, и её детали стали резче.
Восемь шестнадцать утра… и первой - проклятущая алгебра… вот чёрт… чёрт… чёрт…
Будь человеком…! Только не сейчаааас… Если я опоздаю – алгебраичка меня закопает…!
… ты уже опоздал…
Если дёрнешься – тебя закопаю я! Кто-то должен сыграть в ящик, а он о математике думает!
Хоть подняться дай… Валяться физиономией вниз не очень-то удобно…!
Хватка тут же ослабла.
Артём появился ровно через семь минут и двадцать четыре секунды – Кай это засёк. Откуда бы этот здоровяк ни появился – бегает он будь здоров, покруче, чем биатлонист Уле-Эйнар Бьёрндален. Впрочем, это единственный известный Каю лыжник – и то только потому, что отец от него в восторге и часто смотрит соревнования по одному из трёх спортивных каналов.
- Да что с тобой не так?
- Ничего! - его всего трясёт – настолько он взвинчен. – Поручкался со старым знакомым… и получил бонус в виде чьей-то смерти.
Значит, всё действительно очень и очень серьёзно, и, обрывая ему телефон, Артём отнюдь не прикалывался.
- Я тебе не ёжик, чтобы прикалываться…! Это… руку дай.
- Не трогай меня. Я сам.
- Сам так сам.
… Давай, принцесса… делай свою работу…
Странно не отражающие свет почти чёрные глаза Кая с вызовом посмотрели на Артёма.
… По-прежнему слишком громко думаешь…! Выкинь свой мусор… мешает…
Маленькая рука обхватила затылок Артёма, а другая легла ему на веки.
… шшшууух… шшшууух… шшшууух…
… ярко-жёлтое ведущее колесо пришло в движение, наматывая концы тросов на четыре канала резьбы, опуская чугунный противовес и поднимая кабину…
… шшшууух… шшшууух…
… плита и металлическая коробка поравнялись друг с другом…
…Ч… Я… ОВ… 1…6… 5
Глаза Кая широко раскрылись, и он в ужасе отшатнулся.
- Что ты видел?
Лебёдка… Так вот почему всё время представлялось вращающееся колесо и двигающийся вверх и вниз груз! Кто-то должен погибнуть из-за куска железа, спрятанного в лифтовой шахте.
- Говори! Сейчас же!
Руки Артёма схватили Кая и сильно встряхнули, как грушу.
- Отвечай, мелкий!
Не отражающие свет глаза моргнули.
Пилик.
Пилик.
Ожили крошечные экраны на часах, сначала один, а вслед за ним и второй, но таймер вместо того, чтобы начать отсчитывать время, застрял в обнулённом положении и замигал красным.
В свободном падении (продолжение)
Где-то наверху с громким лязгом хлопнула дверь. Кто-то выругался, ещё раз открыл и снова с силой её закрыл.
Кай посмотрел вверх и увидел чёрную фигуру, копошащуюся на лестничной площадке двумя этажами выше.
Звяк. Звяк.
И ещё громкий звук, как будто встряхнулась крупная собака.
- Кто там есть, идите скорее сюда!
- Что случилось? – спросил голос и между перилами показалось чьё-то лицо.
- Долго объяснять. Идите к нам.
Звяк. Звяк. Звяк.
Вначале Кай действительно увидел собачьи лапы, чёрные, мощные, тяжело стучащие когтями по бетонным ступенькам, а вслед за ними показались ноги, обутые в навороченные «стилы», стянутые ремнями по всему высокому голенищу, полы длинного чёрного пальто, рука, сжимающая поводок – это даже не привычный глазу ремень, а толстенная цепь – и длинные волосы.
…Поверь моему слову,
Я открою дверь
И пройду через
Кладбищенские ворота…
Наушники, болтающиеся на шее и выплёвывающие характерные гитарные риффы Даймбэга Даррелла – а в том, что это именно Pantera, Кай нисколько не сомневается - не такие мощные, как его собственные, но тоже ничего.