— Лотос, докладывает — показ закончен.
— Спасибо, Лотос, отбой.
Семен повернулся к туркам:
— Теперь я с удовольствием выпью кофе.
Корвет вернулся в Севастополь через неделю. Загорелый, как турок, Бобков еще с верхушки трапа углядел нетерпеливо переминающегося на причальном бетоне Федорова. Поодаль у двух серых близнецов — «Крузеров» скучали парни из сопровождения.
Сбежав по трапу, Бобков коротко тиснул ладонь Матвея и огляделся, как будто впервые попал в известный ему до последнего закоулка севастопольский порт.
— Ну как твой вояж?
— Спасибо, Борисыч, славно прокатились.
Изведенный недельным ожиданием, Матвей тщетно старался сохранить нейтральное выражение лица, ожидая более развернутого ответа. Бобков, сохраняя почтительный вид, помалкивал. Наконец не выдержав, Федоров рявкнул:
— Не томи, земноводное! Выкладывай!
Бобков, улыбаясь, выдержал трехсекундную паузу.
Матвей ждал, нетерпеливо сверля Семена глазами.
— Мы договорились. Получим все, что просили. Вот смотри.
Бобков полез задний карман джинсов, вытащил измятый лист бумаги и протянул его шефу.
Брови Матвея поползли вверх. Удивленно посмотрев на Бобкова, он осторожно, за уголок взял бумагу.
— Ты на ней не рыбу часом, чистил? — хмыкнул, развернул, вчитался, — Это копия, а оригинал?
— Ну, так они его сразу и отдали. В руках дали подержать, а собой — только копия. Пословицу сам знаешь. Стулья вперед…
— Ладно, будут стулья. А кстати. Где тот стул, который ты с собой взял?
— Если без подробностей — пропил я сейнер.
— В смысле? — Брови Матвея опять подпрыгнули. — Я, конечно знаю, как военные пьют. Но сейнер — за неделю? Это что ж вы пили? Хотелось бы детали.
Бобков тяжело вздохнул, фальшиво изображая покаяние.
— У Османа зам есть. Дернеком кличут. Заводной парень оказался. Мы с ним на спор по Босфору гоняли, кто быстрее…
— На чем?
— Ну, как на чем? Я на сейнере, он на яхте своей.
— Ну, и…
— Он пролив лучше меня знает, срезал пару мест. А этот, мать его, сейнер, как скорость наберет вообще неуправляемый. Прет только по прямой. Вижу — отстаю. Все ж бухие… Я и влепил ему из «Шилки»…
У Матвея, в буквальном смысле «отпала челюсть». Семен, видя реакцию, попытался успокоить друга.
— Да я его совсем чуток зацепил… Двигатель задели… В смысле — движку п…ц, конечно. Еще пару дырок.
Матвей примерно представлял, что могла сотворить «Шилка» с небольшим корабликом. Он зажмурился и замотал головой.
— Убитых сколько?
— Да нет, все целы. Почти. Так по мелочи. Ребят оглушило немного и рулевой руку сломал. Потом. Когда вытащили. Шумел он сильно… Ну все на нервах, пока успокаивали, в суматохе помяли…. Но убитых точно не было.
Матвей не выдержав, заматерился вслух. Для профессора, он «загнул» очень даже ничего. Хотя по армейским меркам, отметил про себя Семен, «малый профессорский загиб» находился где-то между взводным и ротным и даже близко не приближался к «большому боцманскому».
Дав начальству излиться, Бобков невозмутимо продолжил излагать свою эпопею.
— Тормознули, сдали задом, выловили всех. Ну, яхте, в общем — каюк. Турки пошумели, но до стрельбы не дошло. Так разобрались. Пришлось разориться. Парням компенсацию стволами дали, за купание. — Имелся в виду, взятый с собой наградной фонд — десяток позолоченных «Грачей», взятых с собой на всякий случай. — Ну а Дернеку я сейнер презентовал. В общем, все в порядке. Ребята в норме. И с Дернеком, мы теперь кореша….
Матвей молча, с суровым выражением лица смерил Бобкова и, не выдержав, захохотал.
— Хорошо, что ты с пьяных глаз корвет не взял. Ладно, поехали.
Хлопнув зама по спине, Матвей полез в машину, увлекая Бобкова за собой.