В комнату, где мы оставались одни с Демидовым, вернулся Нартов. Разговор сразу же прекратился. Что уже говорило о том, что я попал прямо в точку. И теперь нужно лишь время, возможно, день или два, чтобы Демидов всё это обдумал, проанализировал моё поведение, понял, что я — не какой-то засланный казачок, должный его спровоцировать. Ну и согласился на моё предложение.
Это было бы идеально. Община Кондратия Лапы добывает золото, может быть, даже и Демидов кого-нибудь пришлёт к нему на усиление. Это золото переплавляется в монеты… и всё. Вполне официально можно после этого использовать золотые кругляши. Сложно представить, что найдётся эксперт, который докажет, откуда именно это золото, из которого сделаны монеты.
Москва
19 ноября 1734 года
— Господа, пусть мы и недолго служим, но вы все становитесь мне словно семья! — провозглашал я тост на наших офицерских посиделках.
На втором часу офицерского собрания роты можно уже и такие речи произносить, чтобы все пропитались корпоративным духом.
В целом я стараюсь, чтобы в моей роте была дисциплина, порядок, трезвость. Но если людям не давать хотя бы раз в месяц расслабиться, переключиться, то так недолго и до нервного срыва, или, возможно, мыслей о бунте. Пусть знают, что есть служба, но я нормальный человек, не узурпатор, не тиран. Могу и отдыхать, но, конечно, чаще работать.
Кроме того, мы же русские люди, потому для нас лучший «клей» в коллективе — совместное празднование чего-либо. Ну или хмельное застолье по какому-нибудь поводу, пусть даже и без оного. Важно только нащупать ту линию, красную черту, где панибратство начинает одолевать субординацию.
Так что в одном из трактиров Москвы почти всем офицерским составом моей роты, кроме только что двух офицеров, что были отправлены с обозом, мы сидели, ели мясо, пивом запивали. Сперва было венгерское вино, но его оказалось столь мало в питейном заведении, что те семь бутылок, что нашлись здесь, мы выпили и не заметили. Ну, а потом — не уходить же, не искать другое место, когда уже и мясо на столе, и каша, и оладьи, и даже новомодный напиток — какао, стынут.
Уже второй час идёт наш своеобразный корпоратив, и всё бы ничего, и даже хорошо, но этот пристальный взгляд подпоручика Фролова…
Мы разминулись с ним. И когда он уже прибыл в Уфу, мы были на подходе к Самаре. Когда он добрался до Самары — мы в Казани. И только уже здесь, в Москве, потому как рота находилась уже пятый день в Первопрестольной, и получилось добраться новоиспечённому офицеру до пункта дислокации моей роты.
При этом имел место быть казус. Фурьер Фрол Иванович Фролов, отправляясь из Петербурга в Уфу, и не догадывался, что он уже подпоручик. А вот я был удивлен, когда в Московском батальоне Измайловского полка была запись, что Фролов — подпоручик по личной воле ея Величества.
Так что я, конечно, заметил эту нервозность и постоянные взгляды в мою сторону, эту неловкость в поведении Фролова, но быстро нашёл им причины и объяснения — в этих самых новостях про получение офицерского чина. Из курьеров в подпоручики прыгнуть — это может быть сравнимо только с моим карьерным ростом. В этой жизни, в этом веке так почти что и не бывает. Если только нет очень влиятельных покровителей. И об этом мне так же стоило бы подумать. Кто и почему продвинул Фролова.
— Очи чёрные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные… — пел я известный романс.
Известный — это только мне одному. В этом времени не только не сочиняют ещё стихи подобным образом, но и музыка абсолютно отличается и от романсов, и от вальсов, которых попросту нет. И вовсе я не слышал ни об одном современном русском композиторе.
Все собравшиеся офицеры смотрели на меня с выпученными глазами. А я заливался соловьём. И дело не только в том, что я поддался неким эмоциям либо захотел себя возвысить. Хотя, стоит признаться, что не без этого и я так же порочен, нравится мне быть в центре внимания.
Ещё в своей первой жизни я чётко понял: пока о тебе говорят — ты живой. Каждая медийная личность, или даже просто известная, может рассчитывать на карьерный рост или просто удержаться у власти только при условии, что об этой личности хоть кто-то и что-то говорит. Иногда разговоры могут быть и в негативном ключе, в итоге играя на человека, не попадающегося в забвение.
Сила слова, мощь пропаганды — это то, что не появилось внезапно в будущем. Эти явления всегда были частью человеческой цивилизации. Только почему-то сейчас подобные ресурсы используются мало — словно бы ещё не осознаются как инструмент. Хотя и это тоже не совсем верно, на самом деле уже используются, ведь появились же «Петербургские ведомости» — первая русская полноценная газета.