Когда она вышла из воды, Грюнберг смотрел на нее, как голодная дворняга на сосиски. Да, в мокрой прилипшей ткани, бурно дыша после плавания, обратно она вышла наверняка по-эротичнее, чем заходила. А периферическим зрением Таня уловила взгляды Толстого, которые тот бросал на нее исподтишка, искоса, из-под ладони, приставленной козырьком ко лбу, и глядевшего будто бы в морскую даль.
Таня почувствовала еще один взгляд. С пригорка на нее шла немолодая женщина в одежде со множеством оборок и кружев. Дама, не дойдя несколько шагов, негодующе заговорила:
— Как вам не стыдно, господа! Специально ведь выделены места купания отдельно для мужчин и отдельно для женщин! Я уже устала повторять! Исправник признал совместное купание подрывом основных начал приличия и нравственности! От вас, Алексей Николаевич, я иного не ожидала, как расположиться на дамском пляже. И в самом деле, чего ожидать от литератора-порнографа! Но вы, офицер российской армии, — она перевела негодующий взгляд на Грюнберга, — что вы делаете на дамском пляже? Подглядываете? И не стыдно? Вам обоим, господа, должно быть стыдно, да и вашим спутницам тоже! Наш Коктебель, слава Богу, становится цивилизованным курортом, и прежние дикие замашки пора бы оставить!
Не дожидаясь ответа, дама гордо удалилась. Спутница Толстого негромко досадливо сказала:
— Ну, вот, накликали Дейшу.
Толстой кивнул, повернул лицо к Тане и поручику, подмигнул и сказал:
— Вы здесь, должно быть, новички? Позвольте представить вам певицу Марию Андриановну Дейшу-Сионицкую, грозу всех вольных обормотов. Она в этом году превосходит саму себя. Хотя, по правде говоря, что-то такое творится в последнее время со всеми. Ни одной благополучной дачи не осталось. Все на всех кричат, все интригуют. Даже сестры Цветаевы. Видно, такой уж особый год, ничего не поделаешь.
Этот монолог Толстой произнес с улыбкой, беззаботным тоном, как будто рассказывал веселый анекдот.
Поручик поднялся:
— Пожалуй, я действительно отойду, не буду нарушать.
— А я останусь, пока не обсохну. Это мой законный дамский пляж, — ответила Таня. Ей вдруг захотелось озорно, по-малолетски показать язык жадноглазому поручику, но сдержалась.
За час до заката все четверо выехали в Феодосию.
Глава 23
После крохотных поселочков Феодосия показалась мегаполисом, шумным, разноплеменным. Одновременно азиатским и европейским.
Таня спешила нагуляться по городу, впитать в себя впечатления, потому что через два дня предстояло возвращаться в Симферополь. Впечатления были яркими.
Она нашла несколько отличных видовых площадок. С них открывался вид на гораздо более стильный городок, чем та Феодосия, которую она знала раньше.
Большие деревья росли, в основном, на европеизированных, относительно широких улицах в центре, у порта, а большая часть застройки была морем камня и глины, без садов и аллей. Одно-двухэтажные домики теснились друг к другу. Стены и маленькие окошки, покатые крыши, снова крыши и стены, стены, стены. Красно-коричневый ковер традиционных, одинаковых черепичных крыш уходил плавно вверх от моря. Эти черепичные крыши, почти не разбавленные зеленью, придавали городку совершенно средиземноморский облик. Напоминали картины девятнадцатого века на неизбежную для каждого тогдашнего художника итальянскую и античную тематику. И особенно впечатляло здание, которое господствовало над пейзажем, расположенное на холме и открытое взгляду со многих точек города. Это здание казалось издалека точной копией афинского Парфенона: классический белый параллелепипед под двускатной крышей, с шестью высокими античными колоннами на торце, с шеренгами колонн по длинным бокам. Здание стояло на крутом холме и, в сочетании с расстилавшейся под ним во все стороны архаичной застройкой, создавало ощущение чуда.
В центре города цельность вечного средиземноморского стиля уступала место пестроте портового города. Мундиры и пиджаки, фуражки и канотье соседствовали в толпе с восточными одеждами самого разного типа, с чалмами и фесками, с чадрами и тюбетейками. В восточных одеждах попадались и рыжеволосые европеоиды, и жгучие брюнеты-монголоиды. Чопорная женщина западноевропейского вида вела за руку двоих белобрысых курносых детишек с мексиканскими сомбреро на головах. Мелькали с плетеными корзинками женщины в красно-белых украинских вышиванках и женщины в татарских, еще более ярких, платьях. Прошел белокурый чубатый парень в фольклорном русском костюме, разве что без балалайки и медведя: красная подпоясанная косоворотка, сдвинутая на ухо фуражка, неширокие шаровары в вертикальную полоску, черные сапоги. Вышли из магазинчика четверо шумных матросов в смешных бескозырках с помпоном.