Глава 24
Поручик Грюнберг перешел от слов к делу. Вчера утром он прислал в гостиницу букет цветов с приглашением на свидание. Вечером на этом самом свидании вручил еще один букетик, прогулялся с Таней под ручку и даже продекламировал лирическое стихотворение, и многозначительно вглядывался ей в лицо. Сегодня назначил встречу у зубчатой генуэзской башни Константина, в центре города.
Сейчас было жарковато, да и ноги устали, и Таня зашла в кафе, где, как она и надеялась, еще оставалась утренняя прохлада. Кафе гудело разговорами. Оживленно жестикулировали люди восточной внешности, но в европейской одежде. Было и несколько славян, двое из них занимали столик рядом с Таниным. Один из соседей возбужденно обращался к своему собеседнику:
— Николай Федорович, голубчик, да как же тут не быть в отчаянии? Все говорят, что война в этом году неизбежна. Да ведь, помилуйте, нельзя нам воевать, не-воз-мож-но! Ни-как!
— Отчего же невозможно? В обеих столицах живет уж по миллиону людей. Население державы нынче за полтораста миллионов. Силища! Рубль крепок. Зерна продаем больше, чем Канада. Производство стали за десять лет удвоилось, пожалуй. Капитал французский и английский к нам рекою течет! Только успевай ладошки подставлять! — и говорящий подставил сложенные лодочкой ладони под собственную торчащую бороду.
— Сталь, говорите? А знаете ли вы, Николай Федорович, что у немцев за это же время производство стали не в два раза выросло, а в три? Станки на российских заводах все больше германские…
— Но ведь прогресс у нас в экономической жизни громадный! А военная реформа? С девятьсот десятого года идет, сколько уже сделано! Армия сильна, как никогда! И рабочие, заметьте, давно бросили бунтовать, а равно и крестьяне!! Нарождается класс крепких хозяев, уж он-то не даст втянуть себя в авантюры социалистов и анархистов.
— Рост идет, это вы совершенно точно подметили, только не доросли мы еще. Не успели, черт! Не успели! Мне знакомый генерал говорил: нам хоть два годика только, и тогда уж действительно, сам черт не брат. А знаете, что в Германии в газетах пишут? Я ведь там этой весной не только водичку пил и на красоты смотрел, но и газеты почитывал, знаете ли. «Кельнишер цайтунг» так и писала: Россия хочет захватить Швецию, Дарданеллы, подчинить себе Турцию, сейчас пока не в силах этого добиться, но, мол, к осени девятьсот семнадцатого года, благодаря французским кредитам, завершит срочные реформы и усилится так, что уж Германии с Россией не совладать. И вывод у этой газетки такой, что, мол, воевать надо, пока Россия еще слаба против немцев. И будут воевать, уверяю вас. Они там про семнадцатый год твердят неспроста.
— Да не беспокойтесь вы так, ей-Богу, Михаил Дмитриевич! Может, и не будет войны в этом году. Что, в первый раз, что ли? Газетчики всегда так: пугают нашего брата. Сенсации им подавай. Вон, вспомните, в двенадцатом году тоже все шумели: «Война, война»! И ничего, обошлось, миновала балканская кутерьма, обошлось без большой войны. А в восьмом году, боснийский кризис? А? Тоже все ждали, что Россия вступится за сербов. И ничего, проглотили мы горькую пилюльку, отсиделись тихо. И сейчас отсидимся…
Подходило время встречи. Таня доела салат и вышла по направлению к генуэзской башне.
Грюнберг был уже там. Низкорослый, плечистый, снова с букетиком, он прохаживался вдоль оградки. Сапоги и множество аксессуаров на нем бликовали нещадно. Видно, начистил сегодня с особым рвением.
Таня прошла мимо хорошо одетой молодой пары, уловила обрывок разговора. Юноша говорил девушке, используя, почему-то, мужское обращение: «Это, брат, наверняка закончится войной». «Митенька, но ведь это ужасно?» «Катюша, братец ты мой, да ты Андреева начиталась! Страшного тут для мужчины не так уж и много. Пойми, война, как гроза после духоты, — она все обновит!»
— Татьяна Ивановна! — Грюнберг шагнул навстречу. — Вы прекраснее с каждым днем. Райский Крым делает богинь из приезжих красавиц!
Таня улыбнулась. Было приятно. Если это экспромт, то Грюнберг большой молодец. Хотя, наверняка, — заготовка.
— Спасибо, Павел Оттович! Хоть я и богиня, но давайте оставим эти церемонии для столиц, вы можете обращаться ко мне просто Таня.
— Вы так добры, Таня. В вас нет этой чопорности, этой выспренности и холодности, которая часто бывает у красавиц, особенно аристократических кругов… — Поручик запнулся и смущенно отвернулся.