— Именно так, товарищ командир. — Сарианиди вышел из толпы, вид у него был изможденый, но грек старался держаться бодро.
Если бы Таня оказалась четырьмя часами ранее в десятке километров отсюда, на стоянке отряда отряда красных повстанцев, то увидела бы Сарианиди чуть менее уставшим, а с ним и этого важного усатого командира.
Она увидела бы и услышла, как Сарианиди торопливо рассказывает усатому:
— И вот этот новый командир, который вроде как из штаба армии присланный, услал командира нашего отряда с пятью бойцами собирать людей для пополнения и вести агитацию. А сам привез из Судака барышню какую-то и рыжего немца, они его называли Павлом Оттовичем. Мне уже тогда странно это все было. А вчера я по нужде вечером пошел, а тут ветром их разговор донесло. Я поближе подобрался, слышу: говорит барышня и командир с этим Павлом, что Павел, оказывается, место знает, где большие тыщи он спрятал. Не в Крыму, а в тех местах, где сейчас крепкая советская власть. И новый командир с барышней ему говорят, что, мол, нам на власть Советов не только начхать, но мы ее вовсе ненавидим, мы к советской власти примазались только из-за денег. И как только миллионы большие раздобудем, так и сбежим с деньгами за границу подальше. Говорили, у нас свои люди у красных есть, найдем клад и сюда переправим безопасно… и сбежим, значит. Вот такая измена выходит нашему революционному делу, товарищ командир… А потом птица меня чуть было не выдала, раскричалась, я и отошел подальше, и о чем там они после говорили, не знаю…
Но Таня этого не видела и не слышала, и все теперь происходившее было для нее слишком неожиданным.
Усатый, не отрывая взгляда от Михалыча, махнул его конвоирам рукой. Двое солдат подвели Михалыча поближе.
— Документы!
— В сарае в углу, в пиджаке, верхний левый карман, — хрипло овтетил Михалыч.
Солдаты расторопно притащили пиджак, извлекли несколько бумажек, подали усатому. Тот сунул их поближе к лицу Михалыча:
— Эти? — спросил усатый.
— Эти.
Усатый внимательно перебрал все поданные ему бумажки, просмотрел, потом выбрал из них одну, просмотрел ее повнимательнее, поднял глаза и обвел взглядом лес, что-то обдумывая. Засунул все документы во внутрений карман и медленно веско произнес:
— Ишь ты, какая фруктина. Хорошо сделаны бумажки. Не сразу и заметишь, что не так… Только я ведь почерк товарища Мокроусова отлично знаю. Это что же получается? Мы отряды зеленых в лесах собираем и красными их делаем. А вы, значит, красных — в зеленых обращаете? Или… в белых? — усатый пришурился, став похожим на азиата, и вдруг гаркнул:
— Связать!
Двое солдат протянули руки к Михалычу, но он успел сделать стремительное сложное движение, что-то сверкнуло в его руке, свистнуло в воздухе, усатый командир вдруг дернулся, начав выпучивать глаза, Михалыч отшвырнул одного солдата, заломал второго, но откуда-то из-за спины Тани выскочил третий и приставил громадный не то нож, не то саблю к шее Михалыча:
— Вот побалуй у меня, сука, побалуй!
Налетели еще несколько, Михалыча перестало быть за ними видно, и тут Таня заметила, что усатый уже не стоит, а сидит, медленно поднимая дрожащую руку к горлу, из которого торчит ручка ножа и струей льется кровь, и что усатый валится набок. Тане сзади кто-то больно стиснул руки, не давая двинуться с места.
— Гришка, бинты тащи, б…дь, командир отходит!!
Михалыча связали и оттащили в сторону. Кутерьма еще какое-то время продолжалась вокруг поверженного усатого, потом вдруг все отхлынули, и он остался лежать совершенно неподвижный, с мучнисто-белым лицом, в облитой кровью куртке и с набрякшей красной скомканной марлей на шее.
К телу шагнул долговязый молодой парень в коричневом замшевом пиджаке и охотничьих сапогах с ботфортами, присел на одно колено, поднял планшетку с документами, поднялся и звонко выкрикнул:
— Принимаю командование на себя!
В гурьбе солдат кто-то буркнул:
— Это с какой такой радости?
Другой голос просипел:
— Борька вроде партейный, при штабе… пусть его, пока покомандует. А там уж как в полку решат.
Новоявленный командир Борька оглядел лица собравшихся — возражений не последовало. Он поводил взглядом дальше, поверх голов, остановился на Михалыче, затем на Тане.
— Сарианиди! Ко мне!
Грек протолкался из-за спин и вышел в круг.
— Будем допрашивать этого гада, — парень указал рукой на связанного Михалыча. — Отвечаешь за девчонку! Держи ее здесь. Будем допрашивать их вместе! Вознюк! И ты, Саня! И ты, Сергей Иваныч, остаетесь конвоировать гада: ловкий, сволочь. Товарищи, остальные могут разойтись пока, отдохнуть!