Такая формулировка преследовала цель избежать повторения ситуации, сложившейся в 1849 году, когда эскадра Паркера вошла в Проливы. Стратфорд получил полномочия лишь послать курьера к адмиралу, но и эти ограниченные возможности он сумел употребить в достаточной степени, чтобы успокоить турецкое правительство, которое находилось под сильнейшим давлением князя Меншикова, чьих приказов ожидали российский флот и стосорокатысячная армия.
Сразу по прибытии Стратфорд узнал о русских требованиях. В них, по его мнению, просматривались две разных зоны конфликта. Первая проблема касалась старых противоречий по поводу святых мест. Кто — православные или католики — имеют преимущественные права на гробницу Богородицы? Какой национальности должен быть привратник этой усыпальницы? Кто обладает привилегией чинить купол храма Гроба Господня?
Вторая, и более серьезная, проблема относилась к будущим обязательствам. Дадут ли России исключительное право защиты православных подданных султана? Должна ли Россия получить право предъявлять требования, относящиеся к православной церкви? «Кючук-Кайнарджийский договор, — писал Нессельроде, — предоставляет России полное право надзирать и выдвигать возражения. Это право было подтверждено и выражено с большей ясностью в Адрианопольском договоре 1829 года… Таким образом за нами уже восемьдесят лет закреплены те самые прерогативы, которые сейчас оспариваются». Именно эти права лорд Рассел признавал за Николаем, назвав их правами, «диктуемыми долгом и разрешенными условиями договора». Для турок же признание этого права означало, что в будущем верность султану двенадцати миллионов его православных подданных могла быть поставлена под сомнение.
Стратфорд посоветовал турецкому министру иностранных дел «открыть дверь для переговоров» по менее важным пунктам, но противостоять давлению по второй, более серьезной проблеме — протектората России в отношении православных Оттоманской империи. Это решение нужно затягивать, а при настойчивости Меншикова — ответить ему решительным отказом. Рифаат-паша спросил, окажет ли Британия в этом случае вооруженную помощь Порте, если таковая потребуется. Стратфорд воздержался от ответа на этот вопрос.
Одновременно Каннинг предложил свои услуги в качестве посредника между Меншиковым и французским послом де Лакуром — разве деликатный вопрос, относящийся к святым местам, не мог быть решен дружественно, как подобает джентльменам? Три джентльмена встретились и к немалому своему удивлению, а также удивлению и всех прочих довольно быстро достигли соглашения по поводу святынь. Турок уведомили о благоприятном исходе встречи, и 3 мая был подписан фирман, ознаменовавший окончание спора. Россия вернула себе привилегии на Святой земле, и Меншиков тепло поблагодарил лорда Стратфорда за содействие.
Однако генерал-губернатор Финляндии, вполне удовлетворенный результатом переговоров по святыням, на этом не остановился. Не прошло и двух дней, как он предъявил свои последние требования, а именно требования будущих гарантий. В прошлом султан уже подписывал фирманы, после чего их условия нарушались. Теперь Меншиков желал иметь конвенцию, согласно которой «фирман в отношении святых мест будет иметь силу официального соглашения с правительством Турции». Православная церковь должна получить гарантию всех прав и пользоваться неприкосновенностью на всей территории Оттоманской империи. Кроме того, право России на защиту православных подданных султана должно быть им признано раз и навсегда.
Получив эти требования, Рифаат пришел в сильное волнение и немедленно ознакомил с ними Стратфорда. На следующий день Великий Элчи испросил аудиенцию султана, чтобы обсудить с ним создавшееся положение. Министры Абдул-Меджида, похоже, склонялись к тому, чтобы последовать прежнему совету Стратфорда, и дело было только за одним — решить определенно, отказать Меншикову категорически или в более мягкой форме. «У меня сложилось впечатление, — сказал Стратфорд, — что, если ваше величество утвердит такое решение, Меншиков может разорвать все отношения с Портой и уехать, захватив с собой всех сотрудников посольства. Я также не исключаю и временной оккупации Россией Дунайских княжеств, сколь несправедливым бы это ни было. Но я не думаю, что в настоящее время можно ожидать объявления войны или других откровенно враждебных действий». Затем особенно доверительным тоном Стратфорд заявил султану, что у него есть право в случае немедленной опасности послать командующему средиземноморским флотом ее величества приказ привести вверенную ему эскадру в полную готовность. «Сам по себе такой приказ немногого стоил, — замечает по этому поводу Кинглейк, — и свидетельствовал лишь о весьма ограниченных полномочиях. Но тот факт, что султану в ходе личной беседы сообщил о нем лорд Стратфорд де Редклиф, имел больший вес, чем обещание вооруженной помощи из уст любого другого политика». Абдул-Меджид остался весьма удовлетворен встречей.