Известие о передвижении объединенного флота привело Николая в ярость. Когда же ему сообщили, что этот флот поступил в распоряжение лорда Стратфорда, русский император, как замечает Кинглейк, «впал в состояние царя Давида, когда тот возносит молитвы Господу о поражении его врагов».
Пребывание иностранных флотов у входа в Дарданеллы и угроза их дальнейшего продвижения через Босфор наносили огромный ущерб стратегическим интересам и безопасности России. Любая блокада Балтийского или Черного морей, писал молодой журналист Карл Маркс в статье для «Нью-Йорк трибюн», превратит Российскую империю в «колосса, лишенного рук и глаз». России угрожала судьба Циклопа.
Нессельроде получил задание объяснить правительствам Европы, что именно эти недопустимые враждебные шаги заставили царя оккупировать Дунайские княжества, которые должны послужить «материальной гарантией» удовлетворения справедливых требований Николая. Действия России по принуждению Турции не означают войны. Выполнить такое поручение было невозможно: каким образом Нессельроде мог объяснить, что русская армия переправилась через Прут за три дня до того, как объединенный флот получил приказ к отплытию?
В Константинополе султан был весьма доволен. Он с удовлетворением воспринял мнение Стратфорда, что вторжение русских войск в Дунайские княжества — это casus belli. Еще большую радость ему доставило известие, что Наполеон III разделяет эту точку зрения. Теперь у входа в Дарданеллы стоял мощный англо-французский флот и послы этих стран были уполномочены не только вызвать их в Константинополь, но и направить в Черное море. Вскоре Константинополя достигла еще одна обнадеживающая весть: вице-султан Египта и бей Туниса послали свои войска на помощь султану. Дальнейшие переговоры с российским императором должны были неизбежно закончиться самым благоприятным для Турции образом. «Трудно было проповедовать мир, — пишет Темперли, — когда пламя национальных и религиозных чувств горело так ярко, столице ничего не угрожало и подкрепления шли к Константинополю».
В Париже Наполеон также пребывал в превосходном настроении: связи между Францией и Британией крепли и этот дипломатический успех был достоин его славного имени. Но он и не думал останавливаться — Наполеону была нужна война, ибо только она могла осенить его воинской славой. Успех в войне не только укрепит положение французского императора в Европе, но и благоприятно повлияет на внутренние дела в стране. Победа над Россией реабилитирует Францию после поражения его дяди, а также заставит людей забыть о нарушении Луи-Наполеоном клятвы 2 декабря 1851 года и последовавшем за переворотом кровопролитии. Да, война была ему необходима.
В Лондоне продолжались споры между членами кабинета. Абердин убеждал правительство в необходимости сотрудничества с царем и продвижения флотов не далее входа в Дарданеллы. Ему возражал Пальмерстон: «Словами можно отвечать только на слова, а не действия следует отвечать действиями!» И призывал к отправке флота в Босфор.
В конце концов кабинет принял решение (с которым Пальмерстон не согласился): считать, что оккупация Дунайских княжеств не составляет casus belli. Об этом было сообщено Бруннову, и Кларендон отправил письмо Николаю с заверениями, что объединенный флот не войдет в Дарданеллы, пока Константинополю не грозит вторжение. Одновременно в российское посольство просочилась конфиденциальная информация, что Британия решила не вступать в войну до тех пор, пока Франц-Иосиф остается союзником России. Австрия была единственной страной, способной убедить царя вывести войска из Дунайских княжеств, а потому соглашение по восточной проблеме в полном объеме могло быть достигнуто только с помощью Вены. «Вопрос о войне и мире теперь находится в ее руках», — заявил Бруннов.
Австрия тем временем оставалась молчаливым наблюдателем событий, которые разворачивались в опасной близости от ее границ. Возможности Франца-Иосифа как посредника сохранялись, несмотря на противоречивую ситуацию, в которой оказался молодой император. С одной стороны, он был в долгу перед Николаем, который помог ему сохранить трон, и открыто восхищался русским царем, считая его оплотом законной власти династий. С другой стороны, рассуждая практически, он понимал, что, оставаясь в Дунайских княжествах, Россия приобретает контроль над устьем Дуная, что нанесет ущерб австрийским торговым интересам на Востоке. Кроме того, возникал вопрос: каковым будет будущее православных подданных австрийского императора, если царю удастся установить протекторат над православным населением Оттоманской империи? Не обретет ли Россия чрезмерное влияние на внутренние дела Австрии?