– Ох, неужели это правда?
– Нет, конечно. Я думаю что нет. Газеты любят раздувать шумиху, лишь бы только сплавить весь тираж, поэтому не стоит чрезмерно волноваться.
– Скорее всего ты прав.. – услышал он задумчивый голос в трубке и представил как мать Лиды стоит сейчас и расширенными припухшими после неспокойного сна глазами, глядя в зеркало, воображает себе тысячи и тысячи мерзких скользких червей – Беда прямо какая-то…Беда.. Ты, должно быть хотел услышать Лидочку? Я ее позову.
– Да, если можно.
Трубка громыхнула, очевидно положенная на твердую поверхность полки с зеркалом и после непродолжительного молчания зашуршала и снова ожила.
– Привет, Митя – голос у Лиды был грустным и, возможно, даже обиженным. Переговорив с девушкой пару минут, Верезин выпытал у нее причину дурного настроения – отец Лиды запретил ей выходить из дому в одиночку, прикрывая свое решение размытыми наставлениями о том, что в городе неспокойно и дочь оказалась запертой под домашним арестом. Посочувствовав ей, не став обвинять отца Лиды в чрезмерных предосторожностях, Митя пообещал зайти в свободный час и попытаться развеять скуку заточенной среди стен квартиры подруги.
Попрощавшись и неряшливо сплавив телефон в джинсовый узкий карман, он добежал до отходящего от остановки автобуса и запрыгнув в него, отправился в центр, туда, где еще можно было застать привычный порядок и спокойствие знакомых с детства выметенных и выбеленных улиц.
На центральной площади, мимо которой пролегал путь автобуса, Верезина поразила неожиданно большая толпа, собравшаяся вокруг вагончика на колесах, чью тушу приволок на сцепке к площади военный грузовик. Недалеко от сборища горожан, присев на бордюр, курили сигареты, мрачно поглядывая по сторонам, несколько солдат, стороживших два походных суповых термоса. На воспарившие в воздух вопросы о предназначении толпы, водитель маршрутки ответил что здесь идет набор в добровольческие отряды и прямиком отсюда, получив благословение и амуницию, бригады отправляются на грузовиках за город рубить червей в лапшу.
– Странное соотношение.– заметил сидевший боком к окну полный и потный пассажир – Набрать так много бездельников и перевести на них целую гору продуктов! Из какого соотношения они исходят? Один человек с лопатой на одного маленького червя?
– Разве вы не слышали? – возразила женщина, судя по пакетам на коленях которой, скупившая подчистую половину продовольствия в маркете – Червей в последние дни стало намного больше! То, о чем говорилось в листовках – чистейшей воды обман! Город будут эвакуировать, вот посмотрите.
– Эвакуировать? Что за глупости вы говорите! Как это можно взять и эвакуировать целый город? Лично я никуда не поеду, пусть там хоть конец света, а что касается листовок – правительство лучше нас с вами разбирается в том что есть на самом деле, а чего нет.
– Вот и оставайтесь здесь один со своим правительством. Оно спустится в катакомбы и отсидится там, покуда ваши кости будут обгладывать черви. Все нормальные люди уедут, а я – первым же рейсом!
– Скатертью дорога – пожелал толстяк и ухмыльнулся злобно – «Катакомбы», тоже мне…
Войдя в незапертый коридор коммуналки, Верезин постучал в дверь Васинцевых и впущенный в прихожую, резко обдававшую гостя ароматом пузырящего на огне варенья, он пожал руку готового уже покинуть дом, собравшего в сумку все мелочи друга
.
– Стабильность, с какой ты заступаешь на дежурство, вселяет надежду среди всей этой вакханалии – Верезин спустился вниз по деревянным лестничным ступеням и помог старушке у парадного справиться с вредным замком почтового ящика. Внутри оказались все те же листовки, из которых ребятня соорудила целый воздушный флот самолетиков, паривших в знойном пространстве улиц по всему переулку.
– Что же ты предлагаешь? – отозвался Васинцев, попрочнее устанавливая банку с супом на дне спортивного баула – Бросить все и записаться добровольцем? Говорят, им даже пообещали какие-то копейки.
– Мало надежды на это.
– Я тоже так думаю, потому и хожу на работу, покуда она есть и здание еще цело а весь город не сошел с ума.
По пути заглянув в продуктовую лавку, Верезин купил бутылку хереса и пачку бисквитов. Часы-табло на стене магазина показывали пять минут до шести.