Улыбчивые малайцы в белом, с колпаками на голове быстро накладывали беспокойным пассажирам те кусочки, на которые они укажут пальцем.
Мировой взял из стопки большую нагретую тарелку и нагрузил ее сосисками с картофельным пюре, поставил на поднос кружку с кофе из автомата. Его длинноногая спутница довольствовалась овощным салатиком и фруктами.
Наполнив подносы, они отправились вдоль длинной палубы, чтобы найти себе место у окошка.
Во время этого затруднительного путешествия у Мирового сработал давно забытый инстинкт моряка, и он сам не заметил, как начал широко, циркулем, расставлять ноги.
Все места у панорамных окон были заняты. Но они увидели сидящую Марию Бархатову и пристроились к ней.
– Здравствуйте! К вам можно?
– Здравствуйте! – улыбнулась она. – Конечно!
– А где Мария Степановна? – поинтересовалась Затейкина.
– Ей слегка нездоровится, – любезно пояснила Бархатова, – ее укачивает. Вы не знаете, где выдают таблетки от укачивания? Она просила взять…
– Наверное, на ресепшн!
– Надо будет зайти, – задумчиво проговорила Бархатова. – Сегодня у нас Париж! И, как говорил Генрих Четвертый, «Париж стоит мессы».
– Да, Париж… – поддержал разговор Мировой. – Я был там несколько раз. И скажу просто, как сформулировал для себя: «Нет в мире города красивее, чем Париж!»
– Ну, ты уж перегнул, – вступила в разговор Марина, – неужели Рим или Прага хуже?
– У нас еще будет возможность сравнить, – принимаясь за еду и аккуратно манипулируя ножом и вилкой, ответил Мировой.
– Ой, смотрите! Смотрите! – воскликнула Затейкина и кивнула вниз, за окно.
А там, подпрыгивая оранжевым поплавком на волнах, рядом с лайнером двигался небольшой закрытый катер. Он шел одним курсом и постепенно приближался к черному корпусу.
– Это, наверное, лоцманский катер подходит! – заметил Мировой. – Сейчас он должен будет высадить к нам на борт лоцмана, чтобы тот завел нас в гавань…
И точно: катерок, приплясывая, в какой-то момент легко коснулся борта лайнера. В том месте, где уже была открыта дверь и стояли наготове люди в спасательных оранжевых жилетах.
Несколько секунд – и седой сухой бородатый одетый в форменный костюм человек перепрыгнул с катерка на борт судна.
«Поплавок» отскочил в сторону и, посигналив, лег на обратный курс.
Через пару минут его уже не было видно за волнами.
– А откуда вы знаете, что это лоцман? – удивилась Бархатова.
– В молодости я ходил в море! – нейтрально ответил Олег Павлович, аккуратно складывая на краю стола белую салфетку.
– Да?! А я и не знала! – удивилась Марина.
Ведомый твердой рукой лоцмана, лайнер переложил галс. И, судя по всему, начал приближаться к чуть виднеющемуся вдалеке пологому мрачному берегу.
Сильный боковой ветер пытался развернуть судно. Весь гигантский корпус подрагивал от напряжения, борьбы.
Но лоцман ювелирно провел его между двумя башенками с горящими фонарями в гавань.
Тут, за каменной стеной бухты, волнение сразу спало. Но северный ветер продолжал дуть крепко и быстро завел борт корабля к причальной стенке.
– А знаете, что сегодня тринадцатое число и пятница? – заметила Мария Бархатова, рассматривая в окно, как далеко внизу, на пирсе рабочие в оранжевых куртках и пластмассовых шлемах тянули канаты и заводили швартовы.
– И что означает эта пятница? – спросила Затейкина, пытаясь понять, что хочет сообщить ей эта эрудированная и решительная дама.
– В пятницу, в тысяча триста седьмом году, тринадцатого числа французские власти по приказу короля начали штурмовать орден тамплиеров в Париже. С тех пор этот день называют черной пятницей во всем мире.
– Да, интересная история. Тамплиеры и масоны. Какая между ними связь? А ведь какая-то связь есть. Я где-то читала, – в тон ей ответила Марина, словно пытаясь доказать: и мы, мол, не лыком шиты и не лаптем щи хлебаем.
В конечном итоге женщины договорились до того, что решили: на экскурсию по Парижу, точнее по местам, связанным с тамплиерами, они поедут вместе.
Вместе так вместе. Олегу было все равно. И даже приятно. Перспектива таскаться по городу на пару с Мариной его мало вдохновляла, потому что он от нее уже устал. А так – бабы интересные. Есть хоть о чем с ними поговорить.
Гид у них сегодня из бывших беглых – то ли дворян, то ли диссидентов советской поры. Представился Мишелем. То ли Безухофф, то ли Бездухофф – Олег не уловил. Но видно было, что этот толстый и лысый, в очках потомок эмигрантов какой-то там волны, город знает и любит. За это Олег Павлович стал звать его про себя то обрусевшим французом, то офранцуженным русским.