Магистр вернулась домой к обеду, без особого шума, как будто отъезжала на ярмарку в соседний городок, а не охотилась в Эмейских горах на стаю волколаков-людоедов. Спешиваясь с крепкого флегматичного мерина, выглядела магичка довольной, а снятая седельная сума издала тяжелый маслянистый звон, характерный для золотых монет. И в самом деле, удачно съездила моя названная родственница! Поздоровались мы небрежно, словно вчера расстались, и занялись делами: я — обедом, Берзэ — мерином, которого ей самой пришлось чистить. Конюх, как, впрочем, и вся прислуга, был мной до вечера отпущен к семье, готовиться к праздникам: через неделю настанет Излом, а каждый дом в этот день должен быть чист, все дела переделаны. Вот я и дала людям время на подготовку, а сама на денёк осталась без прислуги. Жалко мне, что ли?
Пообедали мы славно, вчерашними щами и молочной кашей. К ним я спроворила лепёшек, обжарила несколько толстых ломтей подкопчённого свиного окорока, и выгребла из чулана несколько банок с мёдом, вареньями и засахаренным цитароном. Фамильяра тётушки, ласку Орели, я тоже не забыла (забудешь такую стервочку, как же!), крупно нарубила ей телячью печёнку, которую хотела пожарить себе на ужин. Не беда, к ужину ещё чего-нибудь придумаю.
Так втроём и отобедали, сытно и просто. Магистр вообще не любительница поболтать за едой, а с дороги — и вовсе, так что ели мы в уютном молчании. Уже за чаем тётушка Берзэ рассказала о прошедшей поездке, похвасталась парой найденных амулетов и хорошей платой от властей. Женщина устроилась у большого очага, баюкая в ладонях толстостенную глиняную чашку. Намёрзлась, видно, по дороге, вон — пальцы до сих пор красные. Ласка свернулась на коленях у хозяйки и мигом задремала. Я убирала со стола, споро мыла посуду, слушая, как выслеживали волколаков, как местные следопыты отказывались идти в лес, как оборотни спустили лавину на Охотников… Впрочем, людоедов это не спасло. Нашли, загнали в ущелье, а там повторили трюк самих волколаков: обрушили каменные стены. У стаи оставался один путь к свободе: развернуться и уничтожить загонщиков.
Стая была немаленькой, гильдейская группа едва справилась, сильно пострадали воины-щитники, прикрывавшие магов и стрелков. Конечно, бросать согильдийцев в занюханном горном городишке никто бы не стал, дождались, пока мужчины немного оправятся и смогут вынести дорогу хотя бы в крытых тёплых возках, поставленных на полозья. То-то магистр задержалась! Закончив с уборкой, я предложила пойти в лабораторию; не нравились мне руки госпожи Берзэ, движения неловкие какие-то, лучше обработать. Как раз я вчера мазь от обморожения закончила; для продажи разлила по маленьким баночкам из обливной керамики, и отдельно ещё полпинты в стеклянную банку, в запас. Конечно, не только для себя, в доме так-то хватает людей, которым посреди зимы такая мазь пригодится.
Мы устроились у тщательно выскобленного стола, и вот когда я принялась втирать желтоватую мазь, нежную, с запахом трав и мёда, в тонкую сухую кожу тётушки, она и поинтересовалась, как я тут жила без неё. Я весело рассказала, как отлично погуляла на Тёмную ночь, похвасталась, какие рецепты мыла и зелий освоила, восхитилась новой книгой мэтра Лейхса… Анн Берзэ слушала меня с доброй улыбкой, словно настоящая тётушка, и глаза её щурились тепло и ласково.
— А скажи мне, Мей Берзари, — внезапно поинтересовалась магистр, — где ты провела темник, а?
— А… — я запнулась, на миг прекратив втирание.
— Ты продолжай, продолжай, девочка, хорошая мазь получилась, да и рука у тебя лёгкая. Так где ты провела темник? Какая такая ярмарка проходила в Дабни?
— Какая ярмарка? — я захлопала ресницами и опустила взгляд на руки магистра.
— Вот и мне интересно, знаешь ли. Получила я через гильдию письмо от киры Атари, что ты в конце листопада уехала в Дабни, ну, думаю, заеду, глядишь — и поймаю тебя там. Ан нет! Не было ни тебя, ни ярмарки ни в листопаде, ни в темнике, ни в стужене. И никто южных травок не привозил.
Голос магистра Берзэ менялся с каждым словом и вроде бы становился всё слаще, но я уже чуяла грозовые нотки в его мелодичном журчании.
— Мы обе знаем: если бы ты загуляла с каким молодым человеком, я бы тебя не упрекнула. Если бы тебе нужно было уехать по делу — довольно было оставить правдивое письмо. Но ты врала зачем-то. Зачем? Что такое случилось, что тебе пришлось это скрывать? И можем ли мы теперь доверять друг другу? Реши это для себя, а потом всё же ответь мне. Где. Ты. Была⁈