Несмотря на «дружбу», мою фамилию она исправно заносила в тетрадку кляуз. В один день мне стало интересно, звонит ли Настя мальчикам, или это участь только её «подруг». Оказалось, звонит. Ещё как. Даже больше, чем нам.
Кроме того, Настя пыталась играть с ними в их, мальчишеские игры на физкультуре. В футбол, в баскетбол.
Её брали, делать нечего. Один раз Егор нечаянно попал ей мячиком по лицу. Потом здорово пожалел! Настя сказала, что он попал специально. Его родителей вызывала Ольга Георгиевна, с ним проводилась не одна воспитательная беседа, его заставили при всё классе извиняться перед «пострадавшей». У «пострадавшей» при этом был такой довольный вид, как будто она только что добилась цели всей своей жизни. Или как-будто выиграла миллион! В общем, вы меня поняли. На её потном лице-блине светилась радость победы.
- Мерзость! Ей нравится, когда других ругают! - прошептала мне на ухо Ирка.
- Крыса! Она самая настоящая крыса! - так же тихо ответила я. С тех пор мы только крысой её и называли. В неё было что-то мелочное и неприятное, что отталкивало нас с самого начало. Сейчас нас бесил даже звук её дребезжащего угодливого голоска.
На следующем уроке физ-ры Настя снова попросилась играть с мальчишками. Она снова улыбалась им. Как ни в чём не бывало.
- Нет уж! Мы уже поиграли с тобой! Помнишь, чем это кончилось в прошлый раз? - спросил Егор, парень, которого она «заложила», - Мне проблемы не нужны!
- Ну, пожалуйста! Я хочу играть! - в голосе Насти зазвенели требовательные нотки.
- Хочешь-перехочешь! Меньше стукачить надо было! - добавил Никита, толстенький низенький паренек. Его Настя поймала вчера за фотографированием ответов со стола учителя и немедленно сдала.
- Иди отсюда! От тебя одни беды!
- с Ольгой Георгиевной играй! Она же твоя «мама»! - послышалось ото всюду.
Вдруг маленькие глазки Насти остановились на лице Никиты. Они вцепились в него. В них сверкнула ненависть. Самая настоящая. Не к кому-то конкретно, а ко всем нам сразу. Физрука в зале не было, он вышел на пару минут.
- Вы все меня не любите! - вдруг выкрикнула она, - Думаете, я не замечаю, как вы шепчетесь у меня за спиной?
В зале повисла тишина. Я не помню, чтобы у нас когда-нибудь было так тихо. Тишину прервал чей-то едва слышный голос:
- А за что тебя любить?
- Что?! - Настя резко обернулась. Это говорила Ирка. Самая смелая из нас.
- Ты нас закладываешь. Придираешься ко всему, - спокойно продолжала она, - Ты не даёшь нам вздохнуть спокойно!
Её слова послужили сигналом. Слишком давно мы терпели Настю, слишком много обид на неё накопилось. Мы кричали во весь голос, припоминали ей всё. В этот момент мы напоминали стаю диких собак. Да, оскорблений тогда прозвучало немало. Мы как будто отпустили себя, разрешили себе высказать всё, что о ней думаем.
Настя стояла посреди зала и рыдала. И её не было жалко ни секунды. Мы закидывали её словами, как камнями. Весь класс - её одну.
Вдруг Настя окинула нас взглядом. От этого взгляда у меня до сих пор мурашки по коже. Как вспомню - вздрогну.
- Вы за это ответите! Вы не представляете, что я устрою!
После этих слов Настя выбежала из класса. Было видно, что она плачет, но никто не кинулся за ней, не стал успокаивать. Вспоминая этот день, я думаю, что всё-таки мы поступали неправильно. Сколько гадостей мы от души кричали, стоя все против неё одной в холодном физкультурном зале! И самое страшное, что мне совершенно не стыдно ни за одно своё слово. «Любому терпенью бывает предел и время его истекло» - пел у меня в плеере Высоцкий на следующий день, когда я шла в школу. Ничего хорошего это утро не предвещало. Мы были мрачные и настроенные на войну. «Всем классом мочите одну девочку! Стыдно, стыдно!» - пытался вразумить меня внутренний голос, но я впервые в жизни к нему не прислушалась.