Испугался ястреб: а ну как в самом деле - что я в дереве понимаю! Бросил птенца. Лисица съела, походила, походила, похлопотала чего-то в кустах, выходит опять.
"Ну что: стоит? Видишь?"
"Вижу, - отвечает ястреб - совсем толк потерял. - Стоит твердо".
"То-то! Давай еще птенца. А то свалится".
Бросил ястреб второго, потом третьего... много перебросал.
Увидел залетный ворон, как жрет лисица ястребиных птенцов. Удивился, спрашивает ястреба:
"Ты что же это своими детьми вонючую тварь кормишь?"...
Скулы Рахметуллы дрогнули.
- Повтори, я не расслышал, Гассан-бай: как ты сказал - "вонючую тварь"?
- Доподлинно: "вонючую тварь", - радостно осклабясь, закивал головою Гассанка. - Именно так и сказал ворон ястребу: "вонючую тварь". А ястреб ему: "Как не кормить. Она грозится, что без нее мое дерево свалится, всех птенцов передавит. А так - хоть которые-нибудь живыми останутся".
"Гони ты ее в шею, - говорит ворон, - я ее знаю, обманщица она и воровка. Не давай ей птенцов, нипочем".
Сказал - улетел.
Приходит опять лисица - требует птенца. А ястреб ей:
"Не дам тебе больше моих детей огладывать. Пошла прочь, с чем пришла, ободранная!"
"Кто же это тебя научил уму-разуму?" - спрашивает лисица.
"Сам научился".
"Ну, это ты, ястреб, врешь. Признавайся, кто тебя научил: может быть, он и меня научит".
Ястреб был прост. Сказал: "Ворон"...
"Сквитаемся!" - думает лиса. Ушла в дикое место, в чащу, где ворон летает, запряталась так, что и признака лисьего нет, и высунула на тропу язык. Летит ворон, видит: лежит на дороге язык: что слаще! Спустился потянул клювом, а лиса его - хап! - за шею...
- Та-ак! - протянул Рахметулла. - На язык поймался мудрый ворон?
- Сказ признает: было такое дело - многое может лисий язык. Поймала лиса ворона... "Насказал ястребу, наскажешь еще кому: я тебя лучше съем".
"Не ешь меня здесь, лиса", - стал уговаривать ворон.
"Скажи, пожалуйста! А где же прикажешь тебя съесть?"
"Где-нибудь на высоком месте, чтобы весь мир увидеть мог, какой твой великий подвиг, как ты меня, ворона, ешь".
"Это ты, пожалуй, дело говоришь", - согласилась лиса. Вынесла ворона на высокое, на открытое место.
"Ну вот, сделала по-твоему. Теперь съем!"
"Ешь, такая уж, видно, моя судьба, - говорит ворон. - Только, пожалуйста, прочти прежде молитву: я перед смертью послушаю".
"Аллах акбар..." - начала лиса, разинув рот. А ворон в тот же миг взвился под самое поднебесье. Хватилась лиса - да поздно. Ударила себя хвостом но облезлому боку. Говорит:
"Надо было сначала голову откусить, а потом и молитву читать. А теперь второй раз не поймаешь!"
- Хорошая сказка, - весело рассмеялся Рахметулла. - Спасибо, Гассан-бай, за науку. Но сказка твоя - о глупой лисе. Я знаю сказку - о лисе умной. Вы, может быть, запишете ее, таксыр: вы ведь собираете песни и сказки?
- С радостью... если только я уже не знаю ее, таксыр.
- Нет, это новая... и здешняя, тоже гиссарская сказка. Вы пишите?
О ЧЕЛОВЕКЕ И О ЗМЕЕ
- Шел однажды человек по горам, видит - змея на дороге. Нездешняя неведомо откуда заползла. Устала. Еле шевелится. Трудно ей - степной - по горной тропе. Гибнет. Заметила человека. Говорит:
"Зацепи меня на свой аркан, на шелковый, дотащи меня до вольного простора, чтобы мне жить".
"Нет, - говорит человек. - Знаю я вашу змеиную повадку. Я тебя вызволю, а ты меня ужалишь".
"Клянусь тебе семенем змеиным - не ужалю".
Поверил человек, зацепил змею на шелковый аркан, накормил, напоил, дотащил на себе до вольного простора.
"Ну, - говорит, - змея, вылезай теперь из моего аркана, ползи себе с миром".
"Как не так, - отвечает змея. - И аркана твоего шелкового не отдам и тебя самого насмерть ужалю".
И нацелилась зубом.
Видит человек - гибель пришла. Взмолился:
"Нельзя так - обычая нет. Не кусай меня без свидетелей".
"Ладно, - говорит змея. - Обычай - за меня. Пойдем свидетелей искать".
Пришли к Иве придорожной. У дороги стоит, много видит, обычай знает.
"Скажи, - спрашивает человек, - вот я оказал ей гостеприимство. Чем платят за добро?"
Качнулась Ива всеми ветками:
"Обычай - тверд: за добро платят злом".
"Ага, - злорадствует змея. - Удостоверился? Подставляй шею!" - и нацелилась зубом.
Упросил, однако, человек пойти дальше: по обычаю - не меньше двух свидетелей надо.
Пошли дальше. Встретили лису. Лиса спрашивает:
"Что за чудеса? Кто кого поймал - не разобрать: человек змею или змея человека?"
Человек отвечает:
"Я ее обнял, а она меня душит. Гибели моей хочет, так как за добро платят злом".
"Правильно, - говорит лиса. - Хорошо рассудила змея. И сама она - ах, хорошая! Ну-ка, вылезь из петли, брось аркан, проползи - я на тебя посмотрю хорошенько".
Змея выскользнула из аркана и поползла, щеголяя.
"Человек, бей ее палкой!" - крикнула лиса. Человек ударил змею палкой и убил. Так он избавился от опасности и вернулся в прежнее свое жилище, славя бога. Велик Аллах!..
- Не кажется ли вам эта сказка более согласованной с жизнью, чем детская сказочка Гассана, дорогой мой тура-шамол?
- Ничуть, - отвечал я, прихлебывая чай. - Палка - малоубедительный в моих глазах довод. И от замены умного ворона глупой и дохлой змеей я не вижу выигрыша в смысле: две эти сказки говорят, конечно, об одном, но т о л ь к о первая кажется мне взятой из жизни, вторая - пустой вымысел без силы.
- Мы не в последний раз видимся, - тонко улыбнулся Рахметулла. Найдется время еще и для третьей сказки. Когда-то я недурно сочинял их. Я постараюсь составить на досуге новую, в которой будет опять и вонючая, облезлая лисица, столь полюбившаяся острому вашему уму, и умный залетный ворон... Я придумаю более убедительный для вас конец.
Я поклонился и взял ломоть ароматной чарджуйской дыни.
- Вы не придерживаетесь врачебного предрассудка - не есть дынь во время малярии? - подозрительно приподнял брови татарин.
Я поспешил сгладить свою оплошность:
- Человек падок на соблазн. К тому же я жду припадка, как обычно, только с четырех часов дня.
- С четырех часов? Как же быть... На это время бек надеялся видеть вас у себя на обеде.
- Желание видеть бека превозможет болезнь: я найду в себе силы продержаться в седле, пока мы будем подыматься в родовое гнездо... кальмургов Гиссара... Подъем на холмы не так крут. Притом мы не можем откладывать свидания. Не позже как послезавтра я рассчитываю выехать из Каратага, таксыр.
Татарин поднял на меня острые, испытующие глаза, словно соображая.
- Отчего бы вам не отдохнуть в Каратаге, у нас? Здесь сады прохладно и тихо. Местность здоровая. А для облегчения ваших работ мы примем все меры.
- Спасибо, но я достаточно уже работал в Гиссаре: времени мало, а болезнь вынуждает меня к малым переходам.
Рахметулла встал.
- Если так, извините меня, мне придется немедля отдать некоторые распоряжения. Мы не ждали столь скорого вашего отлета.
Он вышел, бесшумно ступая по мягкому ковру.
- Жаль уезжать, - сладко потянулся Жорж, закидывая руки под голову. Смотри - виноград какой. Из-за него одного стоило бы остаться. И задирали Рахметуллу вы, по-моему, зря. Может быть, ему на пользу пошла прошлогодняя переделка: на прием, во всяком случае, пожаловаться нельзя. Ты-то чего расхрабрился, Гассанка?
- А мне что? Говорю или молчу - судьба у меня одна: отвечать не мне, а таксыру. Говорил я, а слушал он тебя. Разве не верно? И сказку не мне он сочинил, а тебе - сколько я ни старался.
Мы рассмеялись.
- Умная ты все-таки бестия! А от третьей сказки нам во всяком случае не уйти, Жорж.
- Черт вас знает! Пожалуй, что и так. А зачем ты ему наплел про малярию?
- Болезнь удобная: в любой момент можно сослаться на пароксизм. На въезде она меня уже выручала... - Я напомнил об избегнутом рукопожатии.