Иртольт с тоской вспомнил Алегард. Дома в это время жизнь только начиналась: горожане рвались из домов навстречу театрам, борделям, кабакам, игорным домам и прочим радостям, которыми была обделена дневная столица. Сежд неожиданно остро почувствовал, как ему не хватает этого шума за окнами, смеха и криков. Вернётся ли он ещё туда, или все оставшиеся ночи его будут наполнены до краёв тишиной?
Хоть бы дед Петло фальшиво затянул какую-нибудь песню на всю округу, или местные устроили потасовку из-за пригожей девицы. Но нет, все, похоже, спят, кроме разве что Ньяра. Этот-то явно сейчас скалится на луну и буравит темноту своими безумными глазами.
Иртольт усмехнулся про себя. Надо растерять остатки разума, чтобы пойти среди ночи в логово этого страшилища. Не удивлюсь, если окажется, что Дубьего Листа пастырь уже зарезал и расчленил… Хотя зачем бы ему это делать? Чтобы колдун не растрепал об убийстве Назария? Ладно, пора спать. Не стоит об этом ночью размышлять, а то Ньяр уже начинает представляться кровавым мясником.
Иртольт улёгся поудобнее на жёсткой скамье и отбросил до утра тяжёлые мысли.
Когда дыхание Всенда стало глубоким и спокойным, Сежд тихо встал и вышел из избы.
* * *
Спасибо луне, хоть как-то освещала дорогу. Будь сейчас новолуние, или если б небо затянуло облаками, дальше двора Иртольт бы не ушёл. В окнах редких изб, где хозяева ещё не спали, тускло тлел свет, остальное съела ночь. Эти избы имперец осторожно обходил стороной: не хватало ещё, чтобы невовремя вышедший на улицу человек заметил крадущуюся фигуру. Как потом объяснять, что он делал среди ночи посреди Волчьего Лыка, куда направлялся? Не иначе сбежать решил. На этом короткую историю младшего канцелярия Великой Империи Эремунд можно считать законченной.
Дорогу к Бредуну Иртольт запомнил хорошо, так что мог бы добраться и в полной темноте. Другое дело, что он добровольно прётся в пасть к чудовищу, никому не сказав. А вдруг там ловушка – не найдут уже глупого Иртольта, если будут искать, конечно. Но вылёживать на жёсткой скамье было невыносимо. Сежд не разделял уверенности Всенда, чувствовал – завтра поиски Дубьего Листа тоже закончатся ничем. А местные после похорон Назария будут требовать крови, и сможет ли Мирамир остудить их пыл на этот раз?
По посёлку Иртольт прошёл незамеченным, только собаки периодически недовольно ворчали из-за тынов, заставляя Сежда жаться к темноте. Дружинники Ладибора должны были обходить ночные улицы, но имперцу по пути они на встретились. Когда из мрака клочьями паутины проступили висящие неводы, Иртольт облегчённо вздохнул. Добрался.
Пробираясь меж сетей, что так и норовили зацепиться за него, спеленать, покуда хозяин не вытянет богатый улов, Сежд лихорадочно соображал, где теперь искать Ньяра. Стучаться в избу имперец опасался: хмурый рыболов мог не ждать гостей, и как тогда объясняться? Ходить под окнами и звать шёпотом волчьего пастыря – тоже не лучшее решение. Но всё разрешилось само собой – Иртольта ждали.
Когда в свете луны сверкнули бешеные глаза, и мощная лапища легла на плечо, имперец постыдно вскрикнул и забился, как в силках. Дохнуло зверьём, и раздался приглушённый рык:
- Тихо ты, - Иртольт послушно успокоился, рука отпустила плечо, - пришёл.
- Да, - кивнул младший канцелярий, - ты говорил, что знаешь, где Дубий Лист…
- Тсс, - Ньяр наклонился вперёд и приложил палец к обрамлённым диким волосом губам. – Не здесь. Пойдём.
Пастырь развернулся и пошёл куда-то за избу Бредуна, ни разу не обернувшись, чтобы проверить, следует ли за ним имперец. Помедлив, Иртольт отправился за тёмной косматой фигурой.
На заднем дворе Бредун, очевидно, разделывал улов. Стоял густой запах рыбных внутренностей, густо перемешанный с ароматами копчения и вяленого мяса. Ньяр ловко лавировал между бочек, чурбаков, столов, подныривал под растянутыми верёвками – он явно был здесь частый гость. Иртольт же больно ударил колено, рассёк лоб, рассадил палец и вспомнил немало ругательств, которые сейчас щедро раздаривал сквозь сжатые зубы Ньяру, Бредуну, захламлённому двору и себе.
В дальнем углу двора темнела насыпь, в которой угадывалась тяжёлая дверь. Землянка, понял Сежд. Раздался звук кресала – Ньяр запалил палку, обёрнутую влажной тряпкой. Рванув на себя дверь, он осветил ступени, спускавшиеся вниз.