- Ах, ты, мразота! – Ньяр уже почти верещал. – Не зря говорили, что скурвился Ладибор, а я, дурак, не верил! Был шуйца, стал говна куча! Предатель, паскуда!
- Ты не тявкай, Ньяр. Я потерял за эту войну больше, чем у тебя когда-нибудь было. Ты мне спину не прикрывал, раны не перетягивал. Не тебе говорить, что мне делать, а что – нет. И решать, предал ли я кого, или меня – предали.
Они замерли, разделённые стулом с привязанным к нему Иртольтом, и только спёртый воздух скрежетал над головой имперца на перекрестье их взглядов: холодного, жесткого – Ладибора, и жгучего, неудержимого – Ньяра. У дружинника руки были пусты. Хотя на его поясе должны были висеть остро наточенные топорики, да и железный урожай со стола так и не собран. Ньяр сжимал в кулаке длинную иглу, не кулак – разъярённый шершень, но в ход оружие пускать не торопился. Давние знакомцы молча стояли, буравя друг друга взглядом, словно продолжали спор на другом, не слышном для пленника уровне.
Иртольт сжался на стуле. Ему казалось, что они стоят так уже час, год, вечность. Выйди из погреба – нет уже ни Волчьего Лыка, ни Заполья, а может быть, и Великой Империи Эремунд. Иртольт боялся пошевелиться или издать какой-нибудь звук. Вдруг, услышав его, эти страшные люди бросятся друг на друга, как по сигналу, разрывая всё на своём пути, включая и его, наивного дурня, поехавшего из-за гордости и глупости в самую клоаку мира, чтобы умереть…
Загустевшую до твёрдости тишину разрушил Ньяр. Взревев, он пнул ножищей стул, и пленник беспомощно рухнул под ноги Ладибору. В голове словно что-то лопнуло, боль на миг парализовала Иртольта. Волчий пастырь несколько раз прошил иглой воздух перед собой и ринулся, но не к дружиннику, а к выходу из подвала. Полуослепший от боли имперец услышал тяжёлые шаги по лестнице и громкий удар дверью. Ладибор было метнулся за беглецом, но вернулся и начал деловито рубить путы. Впервые за эту мерзкую ночь на его лице появилась тень эмоции. Кажется, это было сожаление.
Заготовленные Ньяром ножи справились с верёвками споро. Освобождённый Иртольт отполз от стула, будто тот мог снова схватить его в мёртвые объятья, и замер на полу, тяжело хватая ртом воздух.
- Вставай, сударь, надо идти, - Ладибор поднял Иртольта, но тот неуклюже вырвался и упал на руки. Обескровленные тугими узлами, те бессильно подогнулись, Сежд ткнулся лицом в земляной пол и, в который раз со времени приезда в Волчье Лыко, проблевался.
* * *
На улице было ещё темно, но окоём небосвода наливался синевой - в застенках пыточной Иртольт отсидел почти всю ночь. Воздух после затхлого подвала казался вкусным и сладким, лучше любого блюда и каждого из напитков, которые младший канцелярий пробовал в жизни. Сежд жадно, захлёбываясь, глотал его, с каждым прохладным вдохом остро чувствуя, что жив.
Иртольта мутило, ноги заплетались, он кулём висел на плече дружинника. Ладибор куда-то тащил его сквозь темноту. Они вышли с вонючего участка Бредуна. Дом рыбаря стоял тёмный и покинутый. То ли хозяин сбежал, то ли затаился в нутре избы, ожидая, чем для него обернётся последняя выходка постояльца. Сейчас Ладибор вёл имперца сквозь досыпающее последние часы Волчье Лыко. Дорогу Иртольт не узнавал, но у него так раскалывалась голова, что сосредоточиться на чём-то было тяжело. Собрав последние невеликие силы, Сежд прохрипел:
- Ладибор… Назария убил Ньяр. Он сам мне сказал. Хотел узнать, где тот прячет золото, - дружинник молчал, продолжая чуть ли не нести младшего канцелярия в темноту. – Ладибор, слышишь? Его надо поймать, пока он не скрылся!
Дружинник усадил Иртольта на скамью возле незнакомого аккуратного домишки и только тогда всё-таки ответил:
- Никуда он от нас не денется. С хутора ему не уйти, а здесь я паскуду из-под земли достану, - он негромко, но решительно постучал в дверь.
В доме зашебуршало, дверь приоткрылась, и в проёме показалось заспанное лицо местного врачевателя. Вид у него спросонья был немного ошалелый, редкие пегие волосы топорщились в разные стороны.
- Что стряслось, Ладибор?
- Ты извини, Негода, что я так рано. Помощь твоя нужна, имперскому гостю тут затылок огладили, как бы дух ненароком не вышел.
Лекарь окинул цепким взглядом Иртольта. Казалось, он совсем не удивился, что Сежда ранили. А впрочем, знахарей вообще трудно удивить.