- Подождите! – что же он всё-таки хотел спросить? – Негода… Какое странное у вас имя.
Лекарь грустно улыбнулся:
- Так я слабым родился, сударь. Матушка не доносила, вытолкнула меня её утроба до срока. Повитуха тогда сразу сказала, что жизни во мне мало, ни года не проживу. Так и прозвали, зачем ребёнку имя давать, если не жилец? А я, видите, выбрался. Наверно, потому и стал лекарем.
- Чтобы спасать таких детей?
- Чтобы спасть людей от таких повитух.
Негода повернулся, чтобы уйти, и Иртольт вспомнил, что же так не давало ему покоя.
- Стойте! Я хотел ещё кое о чём вас спросить. Почему вы так удивились, что Ладибор меня выручил?
Лекарь замер, словно не решаясь ответить, но потом, всё же повернулся к Сежду и ответил:
- Ну как же, сударь. Вы – имперский гонец. С такими, как вы, он воевал.
Взглянув в растерянное лицо Иртольта, врачеватель тяжело вздохнул и присел на край табурета, будто готовясь к долгому и, может, тяжёлому разговору.
- Ладибор был шуйцей Лесной Братии, сударь. В войске трое главных людей: глава, десница, в которой меч, и шуйца, в которой щит. Третьим человеком в ополчении был Ладибор, а так как бои проходили в наших лесах, то, почитай, и вторым. Говорят, он был хорошим воеводой: жёсткий, умный, справедливый. И хитрый, конечно. Спорить не буду, не разбираюсь в военном деле. Но поражений Ладибор не знал, так что гиппокамп искал его рьяно. И безрезультатно. Шуйца умел раствориться в лесу, запутать следы. Главу Лесной Братии зарубили возле Кривого Ручья, десницу в кандалах отправили в Алегард, а Ладибора так и не нашли… Зато нашли его семью. Вроде как наткнулись на них случайно – схрон-то был знатный. Убили их конечно, и жену, и дочь. Но не сразу.
Когда Ладибор узнал об этом, в нём как-будто вся жизнь, что по жилам текла, заледенела. Мы опасались – разум потеряет, будет имперцев руками рвать, а то и похуже. А он просто исчез на пятый день, как узнал про семью. Думали, покончил с собой. Но потом пришла весть, что Ладибор подался к Назарию. Лесная Братия была в ярости. Собрали отряд самых горячих, чтобы ехать в Волчье Лыко и казнить дезертира. Правда, выехать они не успели – Империя наконец выследила Братию и развесила всех на деревьях…
Знахарь замолчал, глядя в пространство. Какие картины проплывали перед ним в пустоте? Иртольт не хотел этого знать.
- Откуда вам всё это известно, Негода?
Лекарь встряхнулся, сбрасывая воспоминания, и со слабой улыбкой взглянул на пациента:
- Так я же был войсковым лекарем в Лесной Братии. Как раз у Ладибора и служил.
- Почему вы мне всё это рассказали? Не боитесь?
- Не боюсь, - впервые за время знакомства Негода твёрдо посмотрел в глаза Иртольту, и тот понял, что явно недооценил лекаря, - я – врачеватель, на этом свете у меня только один враг. И того победить не могу, только обокрасть иногда.
- И что же это за враг?
- Смерть – матушка. Я с ней от рожденья близко знаком.
Негода встал с табурета, давая понять, что разговор закончен, и направился прочь из комнаты. У двери он бросил через плечо:
- Отдыхайте, сударь. Вам надо немного покоя.
Иртольт откинулся на подушку и закрыл глаза. Почему-то ему показалось, что Негода хотел сказать «нам».
* * *
Неизвестно пока, был ли Негода хорошим целителем, но прорицателем он точно был скверным. Отдохнуть Иртольту не дали, покой не успел даже присниться. Казалось, Сежд только прикрыл глаза и начал медленно и вязко проваливаться в себя, как в дверь застучали и стали призывать лекаря. Суетливые шаги просеменили из дальней комнаты в прихожую, раздался натужный дверной скрип, и сквозь клочья дремоты, приправленной запахами лечения, к Иртольту поплыли голоса.
- Негода, собирайся. Мирамир срочно зовёт к себе.
- Срочно? Что опять случилось?
- Не знаю. Поторопись, Негода.
- Да, конечно. Ты обожди, сейчас соберусь. Я быстро.
Шаги раздвоились. Легкие заторопились в дальнюю комнату, тяжёлые медленно направились в сторону лечебной. Иртольт обречённо открыл глаза и приподнялся в ожидании гостя. Комната наполнилась слабым пушистым светом с лёгким оттенком синевы. Всё-таки Сежд уснул – кошмарная ночь скрылась за кронами запольского леса, уступив территорию новому дню. А тот всё не решается зайти, посматривает стыдливо в окна, ждёт, чтобы дурные вести принёс кто-то другой. Видимо, тот, кто так неотвратимо приближается к лечебной комнате.