Главное, чтобы Радослав не успел вернуться. Если он уже на хуторе, Иртольту несдобровать. Ничего, он поднимет такой крик, что всё Волчье Лыко поднимется. Посмотрим, как дружинник будет объяснять, почему без суда решил зарубить имперского сборщика податей.
Лес заворчал и отступил, недовольно потрескивая вслед Сежду. Иртольт ворвался в подлесок, запутался в кустарнике и ошалело рухнул на дорогу. Ещё не веря, он приподнялся на руках. Темнота стала жиже, приближался рассвет, и широкую тропу, ползущую сквозь чащобу, было отчётливо видно. Иртольту захотелось поцеловать истоптанную землю. Выбрался.
Злорадно оглянувшись на упустивший жертву лес, он поднялся и побежал в сторону недалёкого уже Волчьего Лыка.
Хутор спал глубоким сном. В сумерках он казался огромным рыхлым зверем, покрытым топорщащейся шерстью частокола. Ворота были наглухо закрыты. Иртольт обессиленно облокотился на них и несколько раз ударил в створку кулаком. Никто не отозвался. Сежд со злостью добавил ногой. За воротами заворчали. Через некоторое время послышались шаги, наверху показался факел и заспанное опухшее лицо Хмура.
- Э, кто ломится?!... Сударь? Вы как там оказались среди ночи?
- Я… Хмур, я в поле задремал. Просыпаюсь – ночь, все разошлись.
Дружинник понимающе заухмылялся. Очевидно, эта история была не самая удивительная из тех, что произошли в Волчьем Лыке на поминках старосты. Засов поднялся, и створка ворот приоткрылась. Иртольт протиснулся внутрь, к нещадно зевающему Хмуру.
- Спасибо. А ты что, один на посту? Вроде не положено у вас.
- Да уж. Я с Радославом должен стоять, как всегда. Куда-то запропастился он. Загулял, видать. Ох, влетит ему за это… Если кто узнает, конечно. Я-то не сдам.
- Я тоже никому не скажу, Хмур. А ты про мой сегодняшний ночлег?..
- Могила, сударь, - дружинник весело подмигнул Сежду, но рот его опять разорвал широкий зевок.
Дождавшись, пока дружинник скроется в караулке, Иртольт рванул по тёмным улицам к дому старосты.
Дом, ещё совсем недавно полный жизни и людей, стоял пустой и покинутый. Казалось, он умер, как и его хозяин, только не был сожжён, а оставлен, как символ человеческой жестокости и неблагодарности. Иртольт вздохнул и открыл входную дверь. Та подалась легко и без скрипа. Пройдя через прихожую и тёмный коридор, Сежд вошёл в трапезную. Здесь всё прибрали, подтёрли следы крови. Даже не верилось, что ещё два дня назад они сидели за эти столом с Назарием. Сейчас здесь заседают пустота, тишина и тени…
Показалось, что тень в углу шевельнулась. Имперец повернулся в сторону движения, и его многострадальную голову накрыло острой вспышкой боли. Дом завалился набок, в глазах помутнело, и сквозь наваливающуюся темноту Сежд увидел, как тень вышла из угла и пошла к нему.
* * *
- Что у вас в лесу произошло?
- Наткнулись случайно на сторожей. А он возьми да и рвани прямо к хижине. Ладно, я успел слово заветное сказать… Пригодилось всё-таки кресло.
Тяжёлый вздох.
- Отмучилась, бедняжка. Ну, так даже лучше. Онежку тогда освободи. Да только аккуратно, как-будто случайно её нашёл.
- Обижаешь… Это всё Аська ему сказала, точно говорю! Любой нормальный человек, увидь говорящее лицо на дереве, сразу бы свалил куда подальше, если б на месте не помер, а он, наоборот, на рожон полез!
- А мы у него и спросим. Ведь вы очнулись, сударь, правда?
Иртольта приподняли и перехватили шею твёрдой рукой. Голова гудела, точно расколотая. Где же вы, волки, придите, пролейте слезу на раны мои. А посмеётесь потом.
Сежд с трудом приоткрыл глаза. От неяркого свечного света было больно. Когда муть кое-как сошла, он увидел заботливое красивое лицо Горины, склонившееся над ним. Свечи, расставленные на полу, теплились огоньками, ласково гладили это красивое лицо мазками света и теней. Такое знакомое лицо.