Рассвет несмело подсвечивал нависающие над узкой лентой долины пики-близнецы, община еще спала. Ничего. Разговоры с местными дело последнее. Первое, что сделал Арен-Хол – отправился посмотреть натот самый дом.
5
Дом стоял внутри защитного контура общины, но все равно на отшибе. Не было в нем с виду ничего “волшебного” и “невероятного”, как часто встречалось в показаниях, даже со скидкой на прошедшее время. Хлипкая ограда, покосившиеся столбики, заросший дурной травой и побегами сирени двор в клочьях тумана, развалюхи сараев, темные каменные стены с пятнами мха, просевшая крыша с проплешинами обвалившейся черепицы. Переднее крыльцо почти лишилось перил, а лестница щерилась провалами ступенек, как старушечий рот.
Пока что из единственного “невероятного”, что видели глаза – было невероятное запустение. И ни следа того, что домовитые общинники нарушали границы двора, чтобы приютить оставшиеся без хозяев полезные вещи. Вон в колоде топор так и торчит, даже не проржавел, значит не из дурного местного железа, а никто не взял.
Задняя калитка вывернулась и повисла на одной петле, перекосившись и загородив вход. От удара ногой, вместо того, чтобы рассыпаться, встряла еще сильнее, пришлось протискиваться.
Дорожки почти не было видно, камни и часть двора перед задним крыльцом (всего несколько ступеней в отличие от переднего) устилал плотный ковер из мелких местных фиалок. Листья под подошвой похрустывали, как переспевшие ягоды. Часть редких цветков, прихваченных утренним инеем была лиловой.
Арен-Хол остановился. Он до странного очень четко видел крошечные иглы кристаллов на краях обметанных морозным кружевом лепестков. Тишина исподволь вползала на изнанку сути, как холодный воздух под одежду, как подобравшийся к ногам туман, плотный, серебристо-белый.
Ощущение было словно во вросшем в землю по самую крышу старом склепе, в котором хоронили поколение за поколением, или… как дома, в Холин-мар, когда Арен-Холу, Арману, еще ребенком случалось оставаться одному. Тишина и эхо силы. Тогда Арман отпускал свою, чтобы наполнить родовое гнездо присутствием жизни. Сделал так и сейчас. Один за другим опустил щиты.
Хлынуло.
Мгновение эйфории от сброшенных оков. Тут же задергало инквизиторские печати намекающие, что воздействия высшей категории строго лимитированы и подотчетны. В бездну. Что и кто ему тут сделает?
Но все же Арен-Хол подождал, пока кровь успокоится, и глаза снова станут видеть нормально, а не так, словно дурной художник рисует, ляпая краски поярче, чтобы за пестротой не было видно огрехов.
Едва отпустило, Арен-Хол почти сразу услышал кости. За сараем-развалюхой их было достаточно. Какие-то были пусты, какие-то все еще фонили остатками эмоций. Он не мог с легкостью, как Крево, призывать тени, водить живых через грань, как Нери, или играючи управлять не-мертвыми, как большинство Холин. Зато он мог слышать мертвое в живом, а эхо живого в мертвом и почти всегда заставить уйти и то, и другое без ритуалов и формул. Таков дар изгоняющего.
Кости были и в доме. Куда больше. Но тоже звериные. Разумные умирали здесь лишь однажды. Эхо оказалось едва уловимым и неоднородным. Будто… Да. Женщина умерла родами вместе с ребенком. Тело осталось не здесь, но крови пролилось достаточно, чтобы осколок сути цеплялся за место. Однако безобидный фантом заинтересовал меньше, чем обилие костей внутри дома, и Арен-Хол шагнул к крыльцу.
Ему не следовало касаться ветхих перил, рука словно сама потянулась. Еще не коснувшись, он почти чувствовал под пальцами теплое дерево – так ему этого хотелось, а когда коснулся, опоры качнулись и обрушились. Вслед за перилами, рухнул столбик крыльца и навес, перегородив дверь.
Из-под крыльца вспугнутым роем брызнули светляки, заметались в расплескавшемся тумане. Гасли по одному, словно тонули. А звуки вязли. Даже грохот от упавшего навеса был неестественно тих.
Пришлось обойти дом и все же воспользоваться парадным входом. Щербатая лестница оказалась на поверку куда надежнее внешне целого, до неосторожного касания, заднего крыльца.
Дверь долго не открывалась, в проеме вдоль порога и вверх рос мох, пробравшись тонкими, но многочисленными корешками в рыхловатое дерево. Пришлось воспользоваться силой. Омертвевшие растения осыпались прахом и Арен-Хол наконец вошел.
Никаких чудес. То же запустение, что и снаружи. Слой пыли, холодный камин, в котором, когда дверь открылась, завыло как в бездне, но слежавшийся пепел даже не шелохнулся, зато заметавшийся тряпкой клок паутины, похожий на трехпалую кисть, словно вглубь поманил.