На узкой темноволосой головке трогательно топырились розовеющие острые ушки. Крошечный ротик продолжал раскрываться, но звука не было. И был. Хаэльвиен слышал его, так же, как самый первый крик. Именно от этого неслышного звука звенело.
– Дай! – взмолилась Анар, приподнимаясь.
Локти ее дрожали и подгибались. Шустрый Комыш уже совал ей под спину, свернутое валиком одеяло.
Хаэльвиен с трудом заставил себя отвести взгляд от ребенка и протянул, положил родное и теплое на грудь своего сердца, чуть придерживая.
Дитя тут же умолкло, почуяв ритм, который сопровождал его с момента зачатия, смежило глаза. Перестало звенеть внутри, но Хаэльвиен по-прежнему слышал какой-то звук за пределами стен.
– Пуповину, – напомнил ириец. – Волосом своим вяжи и режь. Лучше тем ножом, каким ты руку себе вспорол. И это. Наверх им надо. А тут прибрать.
Хаэльвиен сам понимал. Он взял оставшийся чистый лоскут, накрыл им бедра Анар, а поверх – одеялом почище. Поднял, шагнул к лестнице, стараясь не тревожить, не причинить новой боли, шептал и пел сутью и даром, успокаивая.
Он не знал, куда именно идти. Ноги сами свернули налево.
До конца коридора.
И дверь тоже открылась сама. За ней оказалась комната с подвешенной к потолку широкой плетеной колыбелью. Здесь было очень тихо и очень светло. Все белое. Постель, покрывала, кресло и комодик, обои с едва проступающим рисунком, похожим на морозный узор. Единственное темное пятно – плоская чашка с куском коры, на котором росла короткоствольная орхидея с едва распустившимся багровым бутоном.
– Для своих плел. Не пригодилась, – тихо сказал из коридора Комыш, следя за тем, как Хаэльвиен, устроивший свое задремавшее сердце на постели, опускает сладко спящее дитя в колыбель. – Тут и оставил, когда всё… Когда всё. А теперь вот как раз. И цветок, что я Велейке из Верхнего привез, тут. Ругала меня она за эту вашу эльфийскую Вилью Арх-Дею, а сама с ней потом, как с писаной торбой носилась. Переживала, когда цветки попадали. Два было. Как деток. Как попадали, так она и бояться стала, а я, дурень, не слушал. Идем, элле. Пусть спят. Идем, покажу что…
Они спустились вниз. Хаэльвиен свернул все то, на чем лежала во время родов Анар и положил в камин. Огонь на миг задохнулся, а потом вспыхнул ярче, прыская искрами и выстреливая вверх длинными узкими лентами, то темными, то прозрачно-золотыми.
– Эта твоя чистая магия хороша, но дитя все равно искупать нужно. Спокойнее будет, – произнес ир и поманил к окну, у которого стоял. – Глянь-ка…
В паре шагов от дома собрался весь поселок.
Босые, в ночных рубашках и в том, в чем ложились спать, они стояли неподвижно, не моргая и, кажется, и не дыша. Все, кто умел ходить. Первыми стояли дети.
Эхо вибрирующего звона тянулось от них, будто все стоящие, сомкнув губы тянули: “М-м-м-м…” В глазах медленно таяли бледно-золотые сполохи. Целая россыпь звезд в рассветных сумерках. Роса оседала на волосах и плечах точно так же, как на замершей в безветрии траве среди камней.
– Когда ты творил, никто не пришел, ограда, да и тут бывает, что свет играет, а как малец твой заорал, так и собрались. Страшно ему было, вот он и позвал… на помощь. А как почуял, что мамка рядом, так и замолк. Видишь, уже в себя приходят.
Собравшиеся действительно понемногу приходили в себя, а Хаэльвиену наоборот, не по себе стало. Спрятал, называется. И сил на донце. Он покосился на почти затянувшуюся руку и на другую, нетронутую, проверил, на месте ли кинжал, нащупал флейту и вышел к тем, кто отказал в защите и ночлеге.
Взглянул на жителей общины и сел по другую сторону крыльца прямо на землю. Трава была холодной, перила и ребра ступенек, упирающиеся в спину – теплые. Обиды на ирийцев не осталось, ему дико было видеть их пустые глаза, напоминающие глаза деда перед уходом.
Жители общины не должны запомнить, что приходили сюда. А что вместо развалюхи новый дом, так это в благодарность. Как в сказках. Помог кто-нибудь случайному прохожему, а прохожий оказался сильномогучим магом и осуществил заветное желание.
Сложно будет. Такого Хаэльвиен еще не играл.
Забвение. Умиротворение. Правда-ложь – он не понимал, как еще сыграть сказку. И сон-пробуждение – предутренняя дремота.
Три-четыре…
Флейта нужна была только для вступления. Когда мелодия родилась и зазвучала, Хаэльвиен продолжал тянуть ее сам. Шел вокруг дома, из которого теплым желтым ложились на землю свет-тени из окон, и пел.
На землю падали медленные рдяные капли. С обеих рук. Медленно. Но быстро было и не нужно. Несколько витков. Как спираль.