Всклокоченный артефактор с круглыми покрасневшими глазами опустил разряженный жезл и слегка побледнел, осознав, что чуть не навредил. На мастере Роме был халат поверх пижамы и мягкие домашние туфли. Из кармана торчала флейта.
– У меня бессонница, а чай закончился, вот я и вышел подышать, – зачем-то принялся оправдываться артефактор, хотя его присутствие было здесь уместнее, чем присутствие Терин. – Потом весь этот свет и погасло. Я решил, Вейн опять в мастерской что-то перевернул или вдруг воришки. А тут дверь и вы, и… А что вы здесь?.. О! – Ром смущенно кашлянул, на мгновение отведя взгляд, и спохватился: – А где Вейн?
Терин села. Руки вздрагивали от пережитого. Она комкала платье, стискивала пальцы, стараясь не выпустить панику и слезы. Она не знала, может ли сказать наставнику Вейна о том, что происходит, и не знала, как именно сказать. Но артефактор ждал, а она в чужом доме ночью, одна.
– Он… С ним, кажется, беда, мастер Ром. Я боюсь, я…
Имрус Ром нервничал. Он бросил жезл в кресло почти сразу, а теперь покачивал в руках вытащенную из кармана флейту, точно такую же, как была у Вейна. Или очень похожую.
– Что это у вас?
– Это? Это Вейн сделал, вроде как экзамен. Он ведь мой ученик. А ученику нужно сделать копию любого артефакта и что-то свое. Вейн сделал эту флейту. Ему не нравится слово “копия”, считает его мертвым, без души, как конструкт, и говорит “отражение”. У меня же бессонница, я смотрел, что у Вейна получилось у себя дома, затем вышел подышать…
Артефактор опустился в кресло. Нахохлился, как больной филин.
– Маджен Ром…
– Мастер, лучше мастер, я больше ремесленник, чем маг.
– Что вы о нем знаете, мастер Ром?
– Немного. Кое-что. Кое-что знаю, кое о чем догадываюсь. Как ваше имя, веда?
– Терин.
– Терин, – повторил артефактор и снова повертел в руках флейту, – по-краштийски “дикая слива”. Вот значит, как… А вы, Терин, что знаете о нем?
– Все. И… Я не знаю, как, но мы… я…
Ей пришлось замолчать, чтобы не было слез. По ногам тянуло сквозняком, и ветер гудел в щели. Тонко и надрывно: “И-и-и, сю-у-у”. Наверное, мастер Ром плохо закрыл дверь в мастерскую с улицы.
Озноб полз по ногам, пробираясь к сердцу, Терин казалось, что она чувствует, как давят на медленно поднимающееся солнце тяжелые, набрякшие близким дождем облака, словно не хотят, чтобы пришел рассвет и он, Вейн. Не хотят, чтобы Вейн вернулся.
– Нужно его позвать. Я так… слышу. Позвать домой, иначе…
– Как?
– Этим, – Терин показала на флейту. – Вы умеете?
– Я?
– Я не умею, но я знаю слова. Колыбельная. Я слышала ее от наставницы.
– Почему вы думаете, что это поможет?
– Потому что колыбельная была для него. Он должен услышать. Он услышит. Потому что у нас с ним…
– Поет, – кивнул артефактор, прижал пальцами отверстия, оставив только два верхних.
– Тихо, тихо, меж теней, вслед за флейтою моей, – голосом, сердцем, натянутой струной, которая связывала их, начала Терин.
Ром поднес флейту к губам и осторожно дохнул. Звука не было. И был.
Главное, чтобы Вейн…
4
Дело о погибших при странных обстоятельствах детях в провинции Ирий было давно закрыто. Виновника, виновницу трагедии, пытавшуюся сбежать, нашли, осудили и казнили. Арен-Холу об этом напомнили и намекнули, что его задачей было найти виновника смерти главы Управления Корре Джерго, а он, Арен-Хол принялся копать слишком глубоко даже для некроманта.
Арен-Хол посмеялся шутке. По-привычке. Эта хохма была той же свежести, что и про обращение “светен”, полагающееся инквизиторам, по отношению к темному магу.
После первого отказа Арен-Хол подумал, зарегистрировал разрешение на призыв тени, и снова съездил в Корре. Там он заключил разовый договор с Гроссом Крево, мастером-призывающим и Заклинателем теней, с которым был в группе по посмертному допросу в Академии. Корре находилось на их вотчине, но с конгрегацией Крево не сотрудничали. Просто не мешали, пока интересы не начинали кардинально пересекаться.
До открытой конфронтации не доходило, но это был лишь вопрос времени. Глава рода – еще более упертый старый паук, чем собственные отец и дед Арен-Хола. Гросс, младший, третий сын, к которому он обратился, пошел на уступки только после того, как Арен-Хол заявил, что это нужно лично ему, а не конгрегации.
Крево тянули с ответом. Арен-Хол чувствовал, что теряет время, оно сочилось сквозь пальцы невесомой черной пылью, которая остается после использования одной из вариаций “тлена”. Наконец, спустя четыре дня, договор, с одобрения главы Крево, был подписан и весьма щедро, помимо стандартной ставки, оплачен с личного счета Арен-Хола.