– Что вас связывает?
– Ничего. Больше – ничего.
Она не обманывала. Их действительно больше ничего не связывало. Так она для себя решила.
– Прости, если напугал или невольно заставил вспомнить о неприятном. Но мастер прав, утро, скоро открывать, мне не помешает ванная и порядок навести здесь тоже нужно. Я такой грязный, что и тебя запачкал. И отдохнуть не дал. И все же позволишь?.. Всего один поцелуй?.. Так тепло от тебя, сердце мое, так… сладко. Нет… Стой.
Он оборвал поцелуй и с тревогой смотрел в глаза.
– Не смей. Ты… делишься. Не делай так больше. Так нельзя.
– Почему? Я слышу, что ты… что тебе холодно. Я могу поделиться, я хочу поделиться с тобой.
– Нет. Когда мы, – в зале уже было достаточно светло, чтобы Терин заметила, как у Вейна порозовели кончики ушей, – когда мы вместе, и это происходит само собой, тогда ничего, но не вот так, когда ты сознательно отдаешь. Ты мое сердце, моя пара, а не… еда. Прошу тебя…
– Хорошо. Я пойду?
– Иди, да, – охотно закивал Вейн.
– Хочешь, чтобы я ушла?
– Нет, но… – он приподнял брови и извиняющимся и жалобным тоном признался: – У меня все жутко чешется, правда. А чесаться при дамах очень невежливо. И пахнет от меня, наверное… Как ты вообще меня такого обнимала? А я еще поцелуи выпрашивал…
Терин выходила из лавки, прыская от смеха и удивляясь. Как так вышло, что она, снова встретив Вейна, сначала воспринимала его как кого-то младше себя, а теперь, за краткое время вместе и рядом с ним, чувствует, что младше как раз она?
События ночи поблекли и отодвинулись, будто стертый приходом нового дня страшный сон. На улице было еще сумеречно. Облака висели низко, немного моросило. Она не сразу поняла, что серые клочки, брызнувшие от крыльца дома, когда она вышла, и мельтешашие вдоль бордюров и домов, вовсе не тени и не ошметки тумана.
Обогнув уже достроеный, но еще пустой фонтан, и перейдя улицу, Терин обернулась, чтобы посмотреть на окна дома-лавки. Камни фундамента словно подергивались и шевелились, качались будто от ветра кончики травинок в палисаднике и вздрагивали листьями цепляющиеся за рамы окон плетущиеся розы.
Крысы. Будто со всего города сбежались.
К себе Терин добралась быстро, почти бегом. Торопливо ополоснулась и сменила одежду, не стала завтракать и все равно немного опоздала.
– Тебя не узнать, – при каждой новой встрече удивлялась Симтен. – Вид слегка уставший, но ты просто сияешь. Глаза, улыбка. Ты знаешь, что ты почти постоянно улыбаешься? Да так, что невозможно улыбнуться в ответ? Эффект совершенно убойный, если смотреть со стороны, как ты идешь по коридору. Сияешь и все встречные тут же вспыхивают. В дежурке шептались с тихой завистью и досадой. Мажиния Рейф уже язык стерла всем тебя в пример ставить, как нужно с пациентами и коллегами себя вести. Жутко раздражает. Хм… Вот я глупая… Тебя уже можно поздравлять со счастливым событием или пока погодить, чтобы не спугнуть превращение перспективного покровителя в не менее перспективного мужа? О, нет… Что с лицом? Ты… Только не говори, что слухи про тебя и блондинчика-подмастерье правда? Не боишься?
Дни казались бесконечными, ночные часы, полные нежности, пролетали в один миг. Ничего подобного тому, что произошло в их с Вейном первый раз, больше не случалось. Терин засыпала и не слышала, когда он уходил и уходил ли, но просыпалась от звуков возни на кухне, куда вскоре являлась сама в коконе из простыни или покрывала, или от осторожных поцелуев, предваряющих более откровенные нежности. Впрочем, это могло и на кухне произойти. Круглое окно с вогнутым, похожим на гамак широким подоконником, будто как раз для этого и создавалось.
И она снова не сказала Вейну об Арен-Холе. О его визите, предложении и как полночи уснуть не могла, оттого что перепугалась, поэтому варила на второй кухне сироп от кашля, залила плиту и чуть не устроила пожар. Про пожар рассказала. Вейн услышал ее страх и, когда они увиделись, спрашивал.
Иногда, когда у нее бывало свободное время, а мастера Рома не было в мастерской, Вейн позволял ей смотреть, как он работает. Спустя недолгое время наблюдения за движениями рук, Терин начинала представлять, что он касается ее, а не камня, и ее охватывало вполне естественное желание прикоснуться в ответ. Заканчивались смотрины в спальне.