Он взял Терин за руку и опустил в чашу с крупными разноцветными бусинами. Одни были идеально гладкие, другие поблескивали множеством мелких граней.
– А теперь закрой глаза, представь, что зовешь меня, как в тот вечер, когда я… едва не потерялся. Смелее… Нет-нет, чуть тише, прошу, – щекотно смеялся Вейн, – как в трубу дунула, тихонько. Представь, что свечу несешь, и она погаснет если… Да, вот так… Чувствуешь?
Терин словно снова оказалась на краю полусна. Совсем не так, как когда она заговаривала зелья или выполняла упражнения, которые задавала делать Анар и от которых мир вокруг выцветал, оставляя ярким только то, чего касалась кровь.
Вейн виделся волшебным существом из света и сверкающих невероятно тонких, непрерывно звучащих струн, одной из которых была она сама. На ней тоже были струны-нити. Какие-то плелись по коже, начиная затейливый узор, какие-то пронизывали насквозь, какие-то были совсем тонкими, как молодые усики дикого гороха, а какие-то вросли давным-давно, с ней еще с тех пор, как Терин девчонкой бегала к ограде странного дома, чтобы посмотреть на живое чудо.
– Слушай, – шептало чудо, – вот так, ладонью слушай. Слышишь?
Она отвлеклась от разглядывания себя и Вейна и сосредоточилась на чаше. Бусины вибрировали. Вейн шевельнул пальцами, меняя их местами и в прежнее звучание добавились новые оттенки. Новое движение и еще одна вариация.
– Нравится?
– Очень.
– Подожди меня наверху. Я недолго.
Все еще пребывая во власти звуков и ощущений, Терин поднялась, скользя ладонью по перилам и прислушиваясь, как отзываются на шаги ступеньки лестницы. Вейн не разрешал делиться с ним, но кто ей запретит поделится с домом, в котором он живет, чтобы берег от дурных снов и тревог?
Вейн застал ее в кухне, перебирающей мелочи.
– Ты как кошка, которой нужно везде оставить свой запах, – улыбнулся он и протянул руку. – Идем, сейчас наше время, а утром я тебя разбужу, мы будем встречать новый день и я сыграю тебе “Рассветную песню”. Я слышал однажды, как отец играл ее маме. Очень красиво.
Разве можно устоять, когда так зовут и, еще не дойдя до спальни, начинают целовать, отчего дыхание перехватывает, а все до единой струны начинают петь нежностью и желанием быть?
Но рассвет не успел. В этот раз тьма оказалась не только быстрее, но и сильнее.
– Теперь я посмеюсь, тварь, – улыбаясь, сказал Арен-Хол, силой удерживая Терин перед собой, острый край флейты упирался ей под подбородок, причиняя боль.
Только что она была счастлива до безумия, обнимала, любила, гладила родные руки и таяла от ответных ласк, а теперь ее тела, груди, едва прикрытых легкой сорочкой, касаются чужие грубые руки, от которых по коже колкий озноб и сердце немеет от холода.
– Не плачь, свет мой, не плачь, все хорошо, только не плачь, – тепло улыбался Вейн, замерев в паре шагов, не смея шевельнуться, и сиял, но сияние дрожало, дробилось на блики и дрожало, как свет сквозь залитое водой стекло.
Край флейты сильнее вдавился под горло. Голова дернулась вверх, скопившаялся в уголках глаз вода пролилась. И Вейн безропотно дал набросить на себя сеть из цепей с темными и мерцающе-серебристыми звеньями, застегнуть на руках жутковатого вида изобилующие рунными знаками кандалы, а на лицо надеть железную маску.
– Прости за грубости, милая, я старался аккуратнее, – сказал Арен-Хол, убрав флейту и чуть склоняясь, бережно коснулся губами виска Терин. – Со слезами прощания немного перебор, но вышло хорошо, так что я даже прощу тебе постельные шалости с этим ублюдком. Набрось на себя что-нибудь, тебя отвезут домой.
Вейн продолжал смотреть. Терин казалось, что там, под маской, он продолжает улыбаться. И свет был. Только тепла не стало.
7
Немного до. Леве-мар, дом рода Ливиу.
– Мы ничем не можем вам помочь, светен Арен-Хол. Рады, что сочли нас достойными. Доброго дня, – разноглазый кряжистый ведьмак, даже внешне похожий на полярного филина своими коротко стриженными и чуть торчащими седыми волосами, не пустил в дом дальше порога. Хорошая шутка. И жаль, Арен-Хол считал Вериута Зога Ливиу более лояльным.
– Погодите, задержите вашего гостя, – раздался вдруг глубокий низкий женский голос, от которого Арен-Хол моментально покрылся мурашками, как рядом с очень сильным темным истоком. С лестницы в холл спустилась невысокая, но гармонично сложенная молодая женщина со строгой прической в закрытом темном платье.