На первый взгляд в горах тишина, всё живое покинуло эти пределы.
Но это только на первый взгляд.
На высоте даже в летний день метёт позёмка, среди которой бродит племя снежных людей.
На любом клочке земли, который позволяет расти траве, пасутся дикие стада.
За ними из кустов наблюдают внимательные глаза редких хищников.
А ниже ещё больше раздолья, здесь жизнь гремит, бьёт ключом!
Вон робко, едва стелясь над камнями, начинают вздыматься вверх дымные струйки от потрескивающих в огне повозок. А от них, пригибаясь к земле под тяжестью добычи, бредут по склону тощие носатые, кривоногие, зубастые шустрики и здоровенные громилы, бугрящиеся мышцами. Несколько людей, пленников, рыдая над своей участью, тянутся вслед на веревке. Мелкие, глумясь, покалывают их кончиками кривых копий и тогда пленники начинают выть и причитать громче, а гоблины, какое-то время повеселившись, получают пинка от предводителей-орков и запахнув драные накидки из шерсти и шкур, пытаются вырваться вперёд, подальше от старших товарищей.
Горные козлы выискивают травки почти на отвесных склонах поднимая головы в сторону пока тонких столбов дыма. А там, выше раздаётся треск — только трещат не скалы — то косматые яки бьются лбами на высотных пастбищах выявляя сильнейшего.
Иной раз визг виверны или рёв залетного дракона заставляет проснуться задремавшего орла, который не мигая проводит непрошенных гостей взглядом и вновь вернется к сытой дремоте.
Ниже по склону, метрах в пятистах, природную тишину разрывал редкий перестук камней под голыми подошвами человекообразных фигур, бредущих по сухому руслу ручья, ориентируясь на запахи гниющей туши медведя. Их бы от людей и не отличить (странные наряды, искусственно нанесенные шрамы, загнанные под кожу костяные украшения) если бы не глаза — в которых ничего человеческого практически не осталось.
Тревожно вглядывались вперёд небольшой караван из бедно одетых людей, идущих с запада на свободные земли. Замотанные в рваную, но чистую одежды женщины и многочисленные дети за их спинами устало поглядывали на своих защитников. Суровые же лица мужчин, чьи сжатые губы и крепко сжимаемые в жилистых руках топоры, молоты, вилы и косы ясно говорили о том, что сворачивать с намеченного пути они не собираются.
С интересом, поглаживая оголовье меча, посматривал на дымок и один из путешествующих кавалеров/баннеретов в сопровождении своих послуживцев и затесавшегося в эту компанию странствующего менестреля. Вряд ли характерная для людей любознательность вообще и жажда подвигов и славы в частности у этих воинов проведут их мимо разгромленного каравана.
За пару десятков километров от них страдали крысоподобные существа. Кряхтя, ругаясь чумазые члены господствующего клана тащили повозки с горючим камнем из расчищенных шахт для отопления помещений и кузниц Каменного логова — или как его ещё называли с недавних пор — Хохштайна.
По каменистой дороге, чертыхаясь, эти бедняги подталкивали скрипучие телеги, с которых на кочках вываливались черные хрупкие булыжники топлива.
Навстречу им уже рысцой пробежали десяток псоглавцев, направляясь в сторону дыма, а за ними пехотный отряд клановой пехоты, стуча амуницией и переругиваясь друг с другом. А за ними, в самом конце дороге, обливаясь потом вышагивал отряд, состоящий сплошь из людей — и их пыхтенье забивало все остальные звуки.
То была стража, которые спрашивали у встречных путников — не было ли ночью нападений?
— Как не быть, — показывал один всем желающим откусанное ухо. — ухи надо держать настороже!
Другая группа с повозкой собирала сухие лепешки аргала, ветки, кости, грибы, камни по образцам, ягоды, плоды и корешки — на вроде дикой моркови, дикого чеснока и лука-шулюна. И конечно же саликорнии. Они не раз говорили, что это самая тяжёлая работ, за что им не раз же плевали в морды. Солнце, тишина, недалеко охрана бродит, можно найти что-то интересное, за что наградят отдельно. Ведь всегда есть шансы найти искажающий камень. Вернее, его маленькие осколки, которые вообще много где можно найти — пусть не в плане количества, а в плане неожиданности места.